Добровинская галерея. Второй сезон - Александр Добровинский

* * *

«Все в нашей жизни происходит на базе действующего законодательства. Включая коитус и его последствия, но исключая чувства и не материализовавшиеся мысли». Конец цитаты.

Вас интересует, кто это сказал? Кто этот мудрец и гений?

Отвечу. И даже не буду ссылаться на избитую фразу: «Один великий человек…»

Автор афоризма – я, Александр Андреевич Добровинский.

Мало того, что я это сказал, я еще объясню, для чего я это здесь привел.

Когда несколько лет назад я начал писать рассказы, то мысли, откуда это все во мне берется, приходили в голову не только читателям, редакторам и журналистам, но даже моей умнейшей, обожаемой йоркширихе Джессике.

Я честно пытался донести до окружающих, что родился и вырос в московской семье с одесским акцентом, окруженный любовью, антиквариатом, литературой, искусством и, конечно, юмором. Юмором, который включал в себя народный фольклор московской интеллигенции и одесский привычный обиходный разговорный жанр, который все остальные люди воспринимают почему-то с диким хохотом. И в Москве, и в Одессе был, естественно, великий культ хорошего рассказчика. И совсем не важно – был это анекдот, рассказанный Утесовым, байка Жванецкого или новелла Бабеля.

Пусть это и разные жанры, но все же каждый из них был песней!

А разве можно выкинуть из песни слова?

Хорошо помню прямую, как струну виолончели, обладательницу тонкой талии, мою обожаемую бабушку, сдерживающую гневную одесскую грудь недетских размеров. И вот бабуля, с камеей на шелковой блузке и рюмкой коньяка в холеных пальцах, вставляет деду клизму из толченого стекла за то, что он потратил «все деньги на этот ужас». Под ужасом имелась в виду потрясающая картина Малевича, которую ее муж где-то надыбал за пятьсот рублей зимним вечером 1961 года.

Сидящий в нашей гостиной поэт Мойшеле Шейнкман (он же будущий лауреат Ленинской премии, автор бессмертной «Гренады» Михаил Светлов), у которого чувство юмора превалировало даже над внушительным носом, и наблюдавший за этой сценой, наконец не выдержал и, обращаясь к остальным гостям, сказал:

– Женщину в мужчине возбуждает мозг. А мужчину в женщине – фигура. Вот что кого возбуждает, тот это и е…т! В этой семье все логично.

Много лет спустя я пытался передать слова поэта в эпистолярном жанре, попробовав заменить слово с точками на слова, не вызывающие критических взглядов ревнителей закона. Сначала получился такой вариант: «Вот что кого возбуждает, тот это и имеет!»

«Бред…» – решил я и начал искать еще один синоним. Нашел.

«Вот что кого возбуждает, тот это и ха-ха!»

Окружающие посмотрели на меня, как на клинического идиота. И были правы.

Я попробовал еще два слова, включая распространенный английский термин «МОДАльного» глагола «to fuck», к которому большинство киноманов американских фильмов уже привыкло. Не прошло.

В конце концов, я не выдержал и вернул слова гения русской поэзии на место. Сразу стало как-то легче нам обоим.

Однако тут появился суровый закон. Он посмотрел на меня пристально и сказал:

– Гражданин Писатель! Или вы пишете «18+», или я пишу вам приговор.

Я не мог порочить вверенную мне память о людях и песнях. И решил оставить все как есть. Но теперь встал другой вопрос:

– Если все равно книга получит гриф «18+», то и сюжеты рассказов в ней не должны подкачать. Кроме того, есть иллюстрации Екатерины Матвеевой. И мой стиль. Где еще вы видели адвоката, являющегося коллекционером, и писателя, являющегося актером? Не говоря уже о том, что он еще и радиоведущий и гольфист. Ну и пошло. Через четыре сюжета я решил ставить «21+». Еще через несколько новелл надо было ограничивать верхний предел. Нехорошо, если кого-то в восемьдесят пять хватит удар. Получилось от «21–85».

Дочь, увидев рукопись с этой надписью, спросила:

– Это что, срок и статья?

– Нет… – ответил я. – Это количество зубов и вес.

Ребенок забрал книгу и вернулся ко мне через день с дополнительными сюжетами и соображениями. С русским фольклорным языком у нее было значительно прогрессивнее, чем я ожидал. После услышанного и валидола я понял, что «18+» для нашей страны – это чистая профанация.

Но закон есть закон. Мало того – он еще и суров.

Поэтому имеем то, что имеем.

Видно, страну в нас возбуждает наш мозг…

А. Добровинский

Москва, 2016

Александр Андреевич Добровинский

Адвокат, коллекционер, писатель, радиоведущий, публицист, муж, отец, гольфист, актер кино, меценат и путешественник, гурман и модник, а теперь еще и декан юридического факультета.

Москвич во втором поколении, с одесскими корнями, хотя прожил много десятков лет за границей: Париж и Сен-Тропе, Нью-Йорк, Люксембург, Женева.

Свободно владеет несколькими европейскими языками, но, что более важно, изучил культуру каждой страны проживания.

Считает, что самое главное в нашем мире – это любовь!

А самое приятное время – это то, которое ты проводишь с людьми: лежа, стоя, сидя или даже в движении.

Старший партнер Московской коллегии адвокатов (имени себя самого) «Александр Добровинский и партнеры».

Известен в стране как главный специалист по трудным разводам. Хотя Коллегия в общей сложности осуществила более 1200 разводов, а поженила (брачный контракт) около 4500 пар. Остальное население страны пока остается в виде потенциальных клиентов.

Образование: юридическое и экономическое. Кандидат юридических наук.

Кроме этого, за плечами – бизнес-школа INSEAD во Франции.

Награжден Орденом Звезды Итальянской Республики (один из главных орденов страны, присуждается самим президентом) за открытие в культурологии ХХ века.

Действительно, собрал коллекцию, систематизировал, написал книгу и издал ее на русском и английском языках о так называемой красной иконе или агитлаке, что стало открытием в истории и культурологии прошлого века.

После этого не успокоился и сделал еще одно открытие: агитационная кость.

Первая монография, базирующаяся на личной коллекции, вышла в свет в 2016 году.

Автор нескольких книг, включая «Добровинскую галерею». Издательство АСТ. Четыре тиража за год, между прочим!

Коллекция фарфора. Выставлялась в ГМИИ им. А. С. Пушкина в пяти залах в течение полугода с 1996 по 1997 год. Всего в собрании 22 различные коллекции или, языком музейных работников, более 40 000 единиц хранения.