Когда расцветёт сакура - Ирина Горбачева

Глава 1

Япония. 1756 год. Остров Кюсю

Период Эдо (1600–1868). Начало сёгуната Токугава — Иэясу захватывает власть и переносит столицу в г. Эдо (Токио). Повсеместное преследование христиан. Христиане, как представители чужеземной культуры, так же подверглись гонениям. Исповедание христианской веры каралось смертной казнью. Потомки казненных христиан в течение семи поколений считались подозрительными. Япония практически полностью отгораживается от внешнего мира.

***

Шизуко считала себя счастливой женщиной. Не зря родители отдали её за Масао. Недаром в народе говорят: "Среди цветов — вишня, среди людей — самурай".

Масао самурай. Она любила своего мужа. Шизуко понимала своего мужа и во всём старалась быть ему опорой. Зарабатывал он не так много, как истинный самурай Масао относился с презрением к личной выгоде и деньгам, но им хватало для безбедной жизни. Шизуко была счастлива. Когда Масао прикасался к ней, она испытывала те же чувства, какие ощущала каждой весной, наблюдая за рассветом над зарослями цветущей сакуры. Парение. Как лёгкий лепесток сакуры её душа, взмывала в небеса, а голова кружилась от любви. Когда любимый заглядывал в глаза Шизуко, ей казалось, что тёплые стрелы пронзают её сердце. Мягкий голос мужа окутывал сознание так, что она словно летела, подгоняемая ветром любви. Сердце Шизуко, как ручей с чистой водой по весне, полнилось счастьем. Не тем обыденным, повседневным счастьем, каким наполняется человеческая жизнь, а осязаемым ощущением того, как в сердце вместе с каждым взглядом любимого, попадает, разливается по телу, согревая его — счастье любить и быть любимой. Она любила своего Масао. Любила весну, солнце и ей нравилось встречать рассвет в дни ханами [1].

Этот март выдался холодным, ветреным. Дождь, казалось, будет лить до бесконечности, навевая на жизнерадостную Шизуко тоску и печаль. Она ждала весны. Шизуко обязательно должна родить Масао сына. У самурая первым на свет должен появиться наследник. Сын должен пойти по стопам отца, продолжателем рода, хранителем и наследником его традиций.

Хотя самой Шизуко очень хотелось девочку. Ей так хотелось, чтобы дочь появилась на свет в дни цветения сакуры. Чтобы её дочери передалась вся красота этого чуда и она была также прекрасна и легка, как лепесток дикой вишни. Но Масао, напротив, считал, что провидение его не обманет и у него родится сын. Обязательно будет сын. Он будет красив, как Шизуко и талантлив, как он, его отец.

Под гулкий звук дождевых капель, Масао крепко спал. Шизуко, напротив, мучило беспокойство. Тянула поясница, отдавая острой болью в низ живота. Ребёнок то и дело шевелился, упираясь малюсенькими пяточками в её плоть, словно требуя скорее вызволить его на волю. Шизуко нежно гладила себя по округлому животу, успокаивая своими движениями маленькое чудо, жившее в ней своей жизнью.

Сквозь шум дождя ей послышались странные звуки. Шизуко с трудом поднялась с футона [2] и прислушалась. Ей показалось, что с улицы доносится детский плач.

— Масао, Масао! — позвала она мужа, — там ребёнок, или мне это кажется?

Переступив порог жилища, Масао поёжился. Холодный дождь лил, колко ударяя его по разгорячённому от сна телу. В отблеске молнии он увидел стоящую поодаль женщину.

— Вы кто? Что вам нужно? — крикнул он ей. Но его слова заглушили громкие раскаты весеннего грома. Сквозь треск разрывающихся молний, послышался плач ребёнка. Посмотрев по сторонам, в бликах очередной огненной стрелы, он заметил шевелящийся комок. Подняв его, увидел сморщенное от плача маленькое личико ребёнка, которое, казалось, было синим от холода. Дитя дрожало всем своим крохотным тельцем. Масао посмотрел в ту сторону, где ему показалась женщина, но вдруг увидел её совсем рядом.

— Спасите его, возьмите, — женщина плохо говорила на их диалекте. Она совсем не походила на женщин его города. Упав на колени в липкую землю, размокшую от дождя, она сняла с шеи небольшой шёлковый мешочек на шнуре — мидзухики [3]. Поцеловав мешочек, с мольбой в голосе протянула его Масао, — пусть берёжёт вас Всевышний. Умоляю, сделайте так, чтобы он никогда не расставался с ним и Господь будет милостив вам за доброту вашу. Передайте моему сыну, что несмотря на гонения, нашему роду удалось сохранить это со времён Симабара [4]. Возьмите, спрячьте это до времени. Пусть не прервётся вековая нить. Пусть «Капля крови Христа» спасёт наш род и тех, кто ему помогает.

Случись по-другому, Масао не раздумывая, поступил бы с ней, как подобает самураю. Но сердце отважного воина дрогнуло от дрожащего тонкого плача младенца.

Раскаты грома гремели не переставая. Ребёнок в руках Масао закричал с новой силой. Мужчина опасливо посмотрел на заливающегося младенца, а когда поднял глаза, то женщины рядом уже не было. Не заметил он и того, как неизвестная, спрятавшись за стволом дерева, перекрестила Масао с оставленным ею младенцем.

— Шизуко, это ребёнок, — произнёс он ждущей в доме жене.

Масао положил мокрый свёрток с младенцем на циновку. Шизуко, превозмогая боль, нагнулась над ним.

— Приготовь горячей воды, он недавно появился на свет, — прикусив губу от нарастающей боли, Шизуко быстро обмыла плачущего младенца.

Она передала мужу маленький измученный комочек и тут же застонала от раздираемой боли. Мужчина, растерявшись, положил малютку на приготовленную тряпицу и кинулся к жене.

— Шизуко, этот ребёнок принесёт в наш дом беду. За её матерью погоня. Значит она христианка. К нам могут нагрянуть в любую минуту.

— Масао! Подумав — решайся, а решившись — не думай. Ты принёс этого ребёнка в наш дом — теперь он наш. А раз он наш ребёнок мы будем всегда защищать его. Масао, беги, приведи старую Сетзуко. Видно, время настало появиться на свет нашему ребёнку.