Клонк-клонк - Уильям Голдинг

Песня прежде речи

Стих прежде прозы

Флейта прежде копий

Лира прежде луков

Пальма выслушала Женщин-Пчел с улыбкой, исполненной восхищения, так что теперь здесь все были счастливы, как она и хотела. Никто не болел, пчелы возвращались домой с медом из леса и из лугов. Луговой мед узнаешь всегда — у него свой привкус и аромат. Да. У пчел было все в порядке. Подержав улыбку, сколько положено, она повернулась и понесла ее обратно к узкой полоске земли между рекой и шалашами, соломенными хижинами и навесами, прилепившимися к скалам. Здесь, на этой полоске, где, как обычно, играли дети, стояли пыль и жара, но пока не такая, как наступит потом, когда солнце поднимется выше. Дети изныли от жары — она поняла это сразу: двое мальчишек тузили друг друга уже отнюдь не на шутку, но расцепились при виде нее и ее улыбки. Еще один — совсем крошка, почти младенец — заковылял к ней, протянув обе руки, в которых сжимал по яйцу.

— Молодец, — сказала она. — Молодец!

Она потрепала его по голове и двинулась дальше. В это время дети ложились спать. Но сейчас старшие играли на берегу — три мальчика и две девочки. Девочки ходили вокруг мальчишек кругами. Зажав палки в правой руке, они дружно вскидывали их вверх. И пели:

— Ра! Ра! Ра!

Один из мальчиков покраснел, по щекам уже текли слезы. Двое других стояли опустив головы и чертили в пыли полосы. Сделав круг, девочки увидели ее, опустили палки и захихикали. Обе отвели глаза и принялись почесывать ногой об ногу. Проходя мимо, она спокойно сказала:

— Поиграйте во что-нибудь другое, хорошо?

Места было много, детей было много — мальчиков, которые занимались метанием или борьбой, девочек, которые возились с куклами, прыгали через скакалку или болтали. Пальма с каждым поделилась улыбкой и прошла мимо. Она поднималась в гору.

Утреннее солнце развеяло над Горячими Ключами плотную, похожую на гриб крышку пара. Только прозрачная дымка осталась на самом верху — там, где бурлил кипяток. Ниже, над цепью котлов, в которых вода, прежде чем потеряться в реке, постепенно остывала, воздух был чист. Но стоило лишь немного подняться вверх от детской площадки, он становился таким свежим, словно его принесло с гор. Потому она решила купаться не на привычном месте, а дальше, в следующем котле. Ей хотелось хорошенько прогреться: в плече появился какой-то скрип, и она надеялась на горячую ванну. Пальма взбиралась вверх с достоинством, грациозно, будто скрип этот ей ничуть не мешал. Шелестела длинная травяная юбка, босые ноги легко ступали по исхоженной каменистой дорожке. И все же, созналась она себе, сердце стало хуже справляться с подъемом. На полпути она остановилась и тронула воду в котле, словно попробовала, горяча ли, или же убрала лист или мошку. Она выпрямилась и внимательно обозрела лежавшую внизу местность, делая вид, будто привыкла смотреть на свои владения именно отсюда, а не сверху, от кипящих ключей.

В лесу и возле Места Женщин работали женщины. Ей их было не видно, но она слышала голоса и, время от времени, взрывы смеха. Там, где лес редел и ручей от горячих источников вливался в реку, по пояс в воде брели девушки и вели сеть. Она видела, как замыкается круг, как бурлит, словно во время дождя, вода, и поняла, что им удалось окружить небольшой косяк. Дальше, внизу, среди соломенных ульев сновали Женщины Пчелы. Много еды, смеющиеся девушки за работой, много детей, две женщины кормят младенцев, одну — беременную — ведут в шалаш, Горячие Ключи, теплый воздух…

Она заговорила сама с собой, что теперь делала чаще и чаще:

— Слишком много еды. Пусть не мяса, но есть рыба, яйца, коренья, мед, листья, семена…

Она положила обе руки себе на живот, поверх травяной юбки. Улыбка стала печальной.

— И я слишком много ем.

«Нет, — подумала она, — просто я старею. В этом все дело. Нельзя быть вечно прекрасной».

Она вновь двинулась вверх мимо котлов по бело-зеленым узорам старой каменистой тропы. Воздух становился теплее. Шум детских и женских голосов постепенно стихал и наконец совсем потонул в хлюпанье, бульканье, плеске кипящей воды. На самом верху возле ключа, на узком и плоском выступе скалы стояла девушка. Тоненькая девушка в травяной юбке, едва достигавшей колен. Длинные черные ее волосы были туго накручены на тонкие палочки. Лицо было широкое, некрасивое, но вся она сияла сиянием юности. Увидев, кто подошел, девушка вытянулась в струнку. Она засмеялась и показала рукой в сторону лугов:

— Там. Где ущелье.

— Ты уверена, детка? Ты ведь знаешь, иногда просто горит трава.

— Это был костер… Пальма.

Имя девушка произнесла нерешительно, будто ей еще было неловко обращаться к Пальме на равных, как взрослая к взрослой. Но Пальма уже отвернулась и молча вглядывалась в противоположный край долины. Губы у нее были сжаты.

— Значит, они пойдут туда, к сухому ущелью. Наверняка сегодня костер будет на прежнем месте. Если, конечно, ничего не случится — они могут передумать, испугаться, передраться, или я уж не знаю что.

Девушка хихикнула:

— Да уж.

Пальма улыбнулась ей:

— Так или иначе, их не будет еще дня два. Можешь снять пока свои палочки.

Девушка раскрыла рот. Лицо приняло озадаченный вид.

— Дня два?

— Может быть, и больше. — Пальма пристально посмотрела на девушку. — Это Сердитый Слон, так?

— О нет… Пальма. Он был Сердитым Слоном, теперь он Яростный Лев.

— А раньше, прежде чем стать Сердитым Слоном, он был, кажется, Работящей Пчелой. Но конечно, тогда он был намного моложе. Откуда тебе знать.

Девушка залилась румянцем. Она повела плечами и хихикнула:

— Ты ведь знаешь, какие они… Пальма?

— Знаю. Кому же знать как не мне. Но только помни, хорошо?

Лицо девушки приняло выражение гордое и торжественное.

— Теперь я женщина.

Пальма согласно кивнула и отвернулась, собираясь идти.

— Пальма…

— Что еще?

— Этот, старый Леопард…

— Который, детка? Здесь их у нас трое.

Девушка показала рукой вниз:

— Вон тот.

Пальма взглянула вниз и среди скал увидела лысую голову, узловатые плечи, тощие ноги, вывернутые ступни. Девушка у нее за спиной сказала:

— Не знаю его имен. Но он давно никуда не уходит. А как дышит! По-моему, он наш. Он теперь снова младенец. Разве не так?

— Молодец, что заметила. Я прослежу, чтобы о нем позаботились. Хорошо. Смотри и дальше как следует.

Она повернулась и пошла вниз — не по той дорожке, которой пришла, а туда, где увидела лысину Леопарда. Он был совсем близко к Жилищу Леопардов. Бедняга, подумала она про себя, старается держаться поближе. Скала стала круче, и Пальма пошла осторожно, от напряжения сдвинув брови. Но брови вновь разошлись, едва она подошла к Леопарду, который полулежал, привалившись к камню и вытянув ноги. Руки беспокойно теребили на бедрах старую грязную полоску из леопардовой шкуры. Рот был открыт, сбоку стекала слюна. Дышал старик быстро и часто. Она опустилась перед ним на колени и приложила руку ко лбу. Внимательно заглянула в глаза, в которых не отражалось ничего. Улыбнулась ему с бесконечной нежностью и прошептала в пустое лицо: