Лавандовая лента - Хизер Берч Страница 10

Ее мысли переключились на сексуального, кокетливого, обходительного молодого человека, с которым она несколько раз гуляла под луной.

– Но с Райаном… это все равно что снова оказаться в колледже, – грустно произнесла она. Эдриэнн словно оказалась на перепутье между беспечными радостями молодости и серьезностью взрослой жизни. – Мне двадцать восемь лет. Я была замужем почти шесть лет. И радости жизни в колледже больше не привлекают меня. – Она несколько раз моргнула, изучая лицо Сэмми и ища у нее понимания. – Я что, рассуждаю как старая карга?

– Нет, ты рассуждаешь как женщина. Райану сколько – двадцать четыре? Может быть, двадцать пять? Вы вели разный образ жизни, и ты оставила легкомысленную радость юности позади. – Сэмми закрыла один глаз и направила палец на Эдриэнн. – Но только не забывай, что Райан не всегда будет мальчиком из колледжа.

Эдриэнн горько рассмеялась.

– Для меня он останется именно таким.

Уперев руки в бедра, Сэмми слегка склонила голову набок.

– И какой мужчина стоит у тебя в списке на первом месте?

Эдриэнн посмотрела в окно. Мимо проносились машины, замедляясь на секунду на моргающем желтым светом светофоре, установленном на углу торговой улицы и кофейни.

Это не повредит. Иногда можно и помечтать.

– Кто-то сильный, но не подавляющий. Преданный, но не до помешательства. Способный защитить меня, но достаточно деликатный, чтобы заглянуть мне в душу и не разрушить мой хрупкий внутренний мир.

Сэмми облокотилась подбородком на ладонь.

– Дорогая, если встретишь мистера Нежного Героя, поищи еще одного для меня. Даже двоих.

– Куда пропали все поэты? – произнесла Эдриэнн.

– Что?

– Это из моего любимого стихотворения.

Сэмми медленно опустила глаза и уставилась на стол.

– Твое сердце ищет родственную душу. Не прекращай свои поиски. Можно вопрос?

Эдриэнн провела кончиками пальцев по краешку своей пустой чашки.

– Конечно.

– Почему ты приехала сюда?

– В кофейню?

Сэмми закатила глаза.

– Нет. Сюда, в наш город.

– А, ты имеешь в виду, почему я переехала в город, в котором до сих пор ни разу не была, и купила двухэтажный полуразрушенный дом, требующий мастера на все руки? Ключевым словом будет «мастер»?

Сэмми хмыкнула.

– Именно.

Эдриэнн глубоко вздохнула. Если кто и мог понять тягу к независимости, это была Сэмми, которая, похоже, жила по своим собственным правилам.

– Мне нужно было знать, что я могу сделать что-то сама, что-то необычное.

– А что еще?

Эдриэнн задумалась.

– В первый раз в жизни я хотела сделать не то, чего все от меня ожидали. Эрик ожидал, что я останусь в Чикаго. Мама рассчитывала, что я вернусь домой в Миссури.

– Ясно. – Сэмми снова направила на нее указательный палец. – Синдром хорошей девочки. Тебе необходимо было проявить себя, на своих условиях и своими собственными силами. И знаешь почему?

Эдриэнн покачала головой.

– Потому что тебя тошнит от осмотрительности. Ты хочешь сделать что-то опасное. Неожиданное. Что-то, что может с таким же успехом провалиться, как и получиться. Ты бросаешь вызов себе, чтобы стать лучше. Это хорошо, подруга.

Сэмми была права. С младенчества Эдриэнн учили быть осторожной. Сначала мама, которая видела опасность даже в зефире. Не езди на велосипеде по шоссе. Не переходи улицу одна. Не играй слишком близко от витражного окна. Потом Эрик, с целым сводом новых правил: Не смейся слишком громко, ты ржешь как лошадь. Не улыбайся так широко, это кажется неискренним. Не стой так, ты выглядишь как старуха.

О да, ее учили быть идеальной дочерью, а потом идеальной женой. Настало время чем-то рискнуть.

Она выбросила из головы мысли об Эрике, потому что он не стоил того, чтобы она тратила на него свое время. Вместо этого она вновь стала смотреть на фото, думая об Уильяме – невероятно рисковом человеке – и пытаясь представить его восьмидесятилетним стариком. Время изменило его внешность, но что произошло с его нежным сердцем и его умением владеть словами? Может быть, он посмеется над этими письмами, вспоминая свою страсть, энергию и ранимость как неизбежных спутников первой любви? А может быть, его глаза наполнятся слезами, когда он вспомнит смерть, и войну, и боль? Этого она знать не могла.

– Ты думаешь о письмах?

Эдриэнн скрестила руки на столе.

– Я что, не умею ничего скрывать?

Сэмми склонила голову на один бок, потом на другой.

– Нет. Какое письмо твое любимое?

– Все, которые я успела прочитать. Но среди них есть одно, особенно пронзительное.

Она опустила руку в карман.

– Ты принесла его?

Эдриэнн кивнула.

– Я подумала, ты захочешь послушать, что там написано. Ты что-нибудь знаешь о Бастони? Уильям не упоминал точное местоположение, но я порылась в Интернете, чтобы убедиться, что его подразделение было именно там.

Сэмми прищурилась.

– Может быть, в старших классах на уроках истории я слышала об этом, но очень давно. Это битва в Арденнах, верно?

– Послушай…

Декабрь 1944

Дорогая Грейси,

мне холодно. Мне не хватает твоей теплой улыбки и нежных прикосновений. Это очень унылое место. Все тихо, только ветер воет над нами. Это потусторонний вой, мучающий нас, говорящий нам, что мы не выживем. Мы отрезаны от мира со всех сторон. Отлично вооруженные немецкие войска возьмут нас в окружение. Это тяжкий удар, потому что мы теснили немцев, заставляя их отступать к их собственным границам. Их ответный удар был быстрым и беспощадным, яростной атакой, которую никто не ждал.

В настоящий момент наше снабжение прекращено. Все попытки оказались безуспешными. Многие ночи мы проводим голодными. Мы должны экономить ту еду, которая у нас еще осталась. Но мы пока еще держим оборону. Если они прорвутся на этом участке, они вторгнутся в Бельгию. У нас нет иного выбора, кроме как делать свою работу, от которой зависит так много.

Я уже перестал считать, сколько дней мы находимся здесь. Я уже не просыпаюсь по ночам с мыслью, что грядущий день будет моим последним. Иногда мне кажется, что мы никуда отсюда не уйдем. Это кажется почти справедливым, что мы умрем на этой холодной суровой земле. Так много наших уже полегли здесь. Почему те, кто остался, имеют больше права на жизнь?

И все же я знаю, что не умру здесь. Я вернусь домой. Я вернусь к тебе. Ты – единственное, что меня согревает. Особенно учитывая, что зимы здесь такие суровые. Нам не смогли доставить зимнее обмундирование, так что мы все еще в летней форме. Я уже не помню, каково это – проснуться и не дрожать.