Неаполь, любовь моя - Алессио Форджоне Страница 10

Я остался один и вдруг понял, что на какое-то время словно оказался в другом мире. Авария, госпитализация, боль – все это отодвинуло на задний план то, что обычно занимало мое внимание, не позволяя увидеть ничего другого. Мои проблемы и волнения становились все меньше и меньше, пока не исчезли совсем, но потом я пошевелился в кровати, чтобы перевернуться, а спина не заболела, и все тревоги снова вернулись, и я почувствовал себя еще более одиноким, чем раньше. Подумал, что был бы не прочь чем-то заболеть. Например, лишиться ног, лежать в кровати не казалось мне большой проблемой. По крайней мере, не придется все время крутиться как сумасшедшему в бессмысленной надежде что-то изменить. Я представил, что остался без руки, и это мне понравилось куда меньше – писать будет нельзя. А потом подумал, что в моей жизни было много таких дней, когда я не написал ни строчки.

Я снова пошевелился, чтобы удостовериться, и не почувствовал ничего, никакой боли. Это было ужасно.

– Тебе что-нибудь нужно? – Мама зашла в комнату и подошла к моей кровати.

– Да. Выключи свет и закрой дверь, пожалуйста.

Так она и сделала. Я заснул почти сразу и, если слышал, что кто-то заходит в комнату, притворялся, что не слышу.

Я пролежал так до семи утра, потом встал и сел за письменный стол. Я подал заявку на участие в «Конкурсе на должность ассистента в суде: 800 мест» и время от времени занимался.

– Я была бы рада, если бы ты выиграл, – сказала мама за ужином накануне Рождества, перед дядями, тетями и прочими родственниками. – Помощники в суде работают до двух часов дня и при этом ничего не делают.

Я посоветовал ей не думать об этом, все равно я совершенно ничего не смыслю в юриспруденции.

– Будем надеяться, что моя мамочка поможет тебе, – сказала она, а потом встала, чтобы поцеловать фото моей бабушки, которая наблюдала с книжного шкафа, как мы едим.

Я снял колпачок с голубого маркера и положил лист бумаги рядом с книгой, чтобы записать ключевые моменты. Взял ручку. Я старался сосредоточиться на законе 241/90 и особенно на «принципе прозрачности, принципе участия, ответственности за процедуру, рационализации административных процедур». Потом перешел к тесту. Набрал пятьдесят баллов, восемнадцать правильных ответов. Бойня. Восемьсот мест, триста тысяч кандидатов.

Наступило время обеда, мы сидели за столом вдвоем с отцом – он остался дома, чтобы присматривать за мной.

– Как сыграли с «Палермо»? – спросил я его, в больнице Джерардо слушал матч по радио, но у меня слишком сильно болела голова, и в его воплях я различал только проклятия.

– Отвратительно, – подтвердил отец мои подозрения. – Поставили автобус перед воротами.

– Если не победим дома, надеяться не на что, – добавил он.

– Ну, слушай, у нас по меньшей мере тридцать ударов по воротам.

– А сегодня «Болонья». Там всегда паршиво играем.

Мой отец чистил клементины.

– На виа Эпомео застрелили кого-то. Слышал?

– Жизнь в городе кипит, – ответил я.

– Отличное сейчас время, – сказал он, намекая, что убили десятилетнего мальчика, арестовали восемьдесят шесть человек, накрыли четырнадцать точек по торговле наркотиками и застрелили одного человека, и все это – за одну неделю в двух шагах от нашего дома.

Я растянулся на кровати, начал смотреть четвертый сезон «Прослушки». Для скачанной серии не было ни итальянских, ни английских субтитров, поэтому я решил посмотреть ее в Интернете, в дубляже. Отец мыл посуду.

– Мне надо выйти по делам, – сказал он, когда закончил. Я поставил фильм на паузу. – Ты сможешь побыть дома один?

– Конечно, – ответил я.

– Если что-то надо, звони мне.

– Конечно.

Он закрыл входную дверь. Послышался звук поворачивающегося в замке ключа.

Теперь, когда меня никто не видел, я отчетливо понял, что никогда не смогу вернуться к учебе. Я встал, выключил свет и опустил жалюзи. Выключил «Прослушку» и зарылся в простыню. Аминь.

Пьяцца дель Джезу Нуово

Мне пришло письмо от Банка Неаполя. Я открыл его. Извещение о состоянии моего счета. Потом штрафы. С их вычетом, и получилось, что у меня остается 2033 евро. Поделил сумму на свои обычные траты, 200 евро в месяц, и понял, что деньги закончатся максимум через год. Включил ноутбук. Вбил в Гугле «ищу работу в Неаполе». Помощник парикмахера, мясник, оператор колл-центра, больше ничего. Открыл те ссылки, что открывались, и отправил письма с резюме в приложении. Три часа дня, завибрировал телефон.

– Да, да, о’кей, хорошо, – сказал я колл-центру в Фуоригротта.

Записал на клочке бумаги: «Виа Консальво».

– Завтра, в одиннадцать, хорошо, – сказал я и положил трубку.

Мама предложила заплатить за меня штрафы, если я займусь поиском работы. Я отказался, пытаясь скрыть волнение. Сказал, что никаких проблем нет, мне не нужны деньги и работу я ищу постоянно, только вот она меня не ищет.

Я сидел в туалете, когда в дверь позвонили. Русский ждал меня в комнате, глядя в окно.

– Я привез тебе кое-что хорошее, – сказал он.

Из рюкзака появились бутылка водки и бутылка тоника.

Я спросил, не ограбил ли он магазин дисконта, и он ответил, что хорошие времена закончились.

Мы поставили ноутбук на стул напротив кровати.

Русский сказал, что фильм, который мы будем смотреть, называется «Семь психопатов», его снял тот же режиссер, что и «Залечь на дно в Брюгге», и спросил, помню ли я этот фильм, ведь он мне понравился. Да, ответил я, фильм мне понравился, но не помню почему. Я сходил на кухню за бумажными стаканчиками, потом вернулся в комнату и выключил свет.

– У тебя есть «Ангостура»? – спросил Русский.

– Нет.

– Лед?

– Не держим.

– Чипсы, арахис?

– Детей у нас дома не бывает.

Он плеснул содержимое бутылок в стаканы. Нажал «PLAY», и мы принялись прихлебывать наши теплые коктейли. В начале фильма двое мужчин на экране вели сюрреалистический диалог оскорбительного содержания. За их спинами появился какой-то тип в красной лыжной маске, быстро подошел, выстрелил обоим в головы в упор, а потом бросил на их трупы две игральные карты. Два бубновых валета. Надпись красным на экране: «ПСИХОПАТ № 1».

Русский засмеялся.

– Я уже понял, что мне не нравится, – сказал я.

Он посоветовал мне заткнуться и пить молча.

Черный экран, потом спящий Колин Фаррелл, на тумбочке рядом с кроватью – бутылка с выпивкой.

Фильм неумолимо продолжался.

Колин Фаррелл играл роль вечно пьяного засранца сценариста, дружил с еще большим засранцем, вел с ним банальные диалоги, пытаясь выдать их за гениальные. «Семь психопатов» – так назывался сценарий фильма, который он писал, и один из этих психов был квакером.