Охота на викинга - Нильс Хаген Страница 10

— Не встретили?

— Встретят, — вымученно улыбнулась ей Рита.

«А если не встретят, тогда что? Пока не поздно, попросить Клаву, чтоб взяла ее с собой обратно?» — метнулась малодушная мысль.

Мимо пробежал таджик с тележкой, за ним прошествовала дородная тетка с недовольным взглядом, и на платформе не осталось никого. Только Рита и «лилльский палач».

Мужчина по-прежнему стоял в стороне. На вид ему можно было дать лет пятьдесят. Хотя с тем же успехом — лет на десять меньше или лет на десять больше — бывают такие люди без возраста. В свитере и джинсах. Высокий, совершенно лысый, с водянистыми, мертвыми глазами. И глаза эти смотрели на нее.

Рита поежилась. Она привыкла к тому, что на нее пялятся мужчины, но ни один никогда не глядел на нее так.

Взгляд был оценивающим. И вместе с тем она совершенно не интересовала палача как женщина. Быть может, его вовсе не интересовали женщины. G таким же успехом патологоанатом мог разглядывать труп в прозекторской. Чисто профессиональный интерес.

Словно уловив ее мысли, мужчина неспешно сдвинулся с места и зашагал Рите навстречу. Этому-то что от нее нужно?

«А может, он к Клаве, — мелькнула спасительная мысль, — передают же люди какие-то посылки с проводниками».

Лысый между тем подошел вплотную и посмотрел на Риту немигающим, как у варана, взглядом.

— Ты Рита?

Голос прозвучал спокойно, ровно, но от него почему-то внутри все сжалось.

— Арита, — поправила она, улыбнувшись через силу.

Пора привыкать к новому образу.

— Мадам де Помпадур, — хмыкнул себе под нос лысый и протянул руку. — Давай сумку. Идем.

Дмитрий уходит, забыв на столе золотой карандашик. Ничего, заберет в другой раз. Разговор у нас с ним получился какой-то скомканный, как несвежая простынь. В итоге он посоветовал мне выспаться и просто дождаться завтрашнего дня — «тогда жизнь расцветет новыми красками».

Что ж, доживем до завтра…

Я выливаю в стакан остатки водки — получается грамм пятьдесят, — выпиваю и морщусь. Водка стала теплой и неприятно обжигает рот. Ставлю стакан на стол, вытягиваю ноги, закрываю глаза…

Мархи подходит сзади, обнимает меня за шею своими горячими руками и шепчет в самое ухо:

— Здравствуй, дружочек…

Черт! Я подскакиваю, словно в кресло вмонтирована катапульта, хватаю воздух открытым ртом. На лбу выступает холодный пот, ноги дрожат.

Проклятие! Эта ведьма с Мартиники сведет меня с ума. И в могилу.

Я пропал. Всё — моя жизнь, судьба, карьера, биография — всё кончено. Мархи будет приходить ко мне, будет говорить со мной, обнимать меня…

И душить. Выхода нет!..

Мечусь по комнате, как чаинка в стакане мате, натыкаюсь на мебель, спотыкаюсь о край ковра. Мне страшно.

Мне очень страшно — я один, в чужой стране, никому не нужен, и если со мной что-то случится, то некому даже позвонить и позвать на помощь.

Комната качается перед глазами, картины на стенах пляшут безумную самбу, занавески шевелятся, как живые, провода извиваются, точно змеи.

Оно уже случилось! Меня заколдовали. Я больше никогда не смогу спать, потому что стоит только мне закрыть глаза, как тут же в ушах будет возникать этот хрипловатый шепот. Я не смогу спать и умру от истощения через четверо суток. Я читал — больше человек без сна выдержать не может, умирает. Или сходит с ума.

Останавливаюсь, пораженный. Вот он, выход! Я должен сойти с ума, чтобы избавиться от чар. Сумасшедшего нельзя заколдовать, он и так находится в волшебном мире своих грез и фантазий. Хотя…

Новая мысль заставляет меня застыть на пороге ванной комнаты. Мир фантазий, ну конечно! Надо только попасть туда, и для этого вовсе не обязательно терять рассудок. Я знаю волшебницу, которая с радостью отправит меня в Неверленд. Она не имеет никакого отношения к наркотикам — нет, нет, никогда больше в этой жизни! — ее зовут… Зеленая фея! Да, да, именно так: Absinthe. Она крепко, на семьдесят градусов, развернет меня — и отправит в страну грез, туда, где Мархи никогда меня не достанет.

Решено, я иду на свидание к Зеленой фее!

В конце концов, чем я хуже Гогена или Тулуз-Лотрека? Ночной супермаркет буквально за углом, вернее, через двор, вверх по лестнице, по подземному переходу через «Садовое» и оттуда еще метров сто. Пешком минут десять, не больше. Да и прогулка перед сном будет не лишней. Прощай, Мархи, шоколадная чертовка, еще совсем немного, час, полтора — и ты меня не достанешь.

* * *

Ночь. Сырая, холодная, бодрящая. Клены о чем-то шепчутся над моей головой и роняют большие красные листья, похожие на отрубленные руки. Где-то за домами шумит вечный двигатель-город, но здесь, во дворе, более-менее тихо. Выпитая водка звенит в ушах назойливым комаром.

Двор пуст, только перемигиваются во мраке огоньки сигнализации у припаркованных повсюду автомобилей. Русские почему-то называют их «машина», хотя это вообще название любого механизма. При этом мачо тут именуют «машина любви», а агрегат для стирки белья называют «стиральная машина». Интересно, что было бы, если скрестить между собой две эти машины?

Развлекаясь подобными мыслями, пересекаю двор по диагонали. Здесь, у больших железных ящиков, которыми укрывают автомобили и которые почему-то называются «ракушки», есть проход, пролом в кирпичном заборе, ведущий в соседний двор, из которого можно сразу попасть на улицу. Этот путь намного короче, чем «правильный» — через арку моего дома и в обход его по переулку.

Раньше, когда только поселился в этом доме, я пользовался исключительно «правильным» путем, но вот уже год хожу, как выражается Дмитрий, «народной тропой». Почему? Наверное, становлюсь немножечко русским. Русскость прорастает через меня, как побеги омелы прорастают через кору дерева-хозяина.

На улице горят оранжевые фонари, несколько человек, несмотря на ночное время, стоят у перекрестка, ожидая переключения светофора. Наверное, иностранцы — русские давно перешли бы, ведь на улице нет ни одной машины.

В этом районе живет много иностранцев — тут хорошие, старые дома с большими квартирами, такие обычно называют «сталинскими», относительно спокойно и близко ко всем жизненно важным точкам моего московского быта: работе, ресторанам, торговому центру. Кроме того, в шаговой доступности расположились несколько посольств и дипломатических представительств.

Вот и супермаркет. Шумная компания молодежи о чем-то переговаривается с кассиром и охранником. Все улыбаются, смеются. Это хорошо и… редко. Обычно в магазинах ругаются и даже дерутся. Русские вообще мало улыбаются. А если ты будешь улыбаться, тебя примут за умалишенного. У них даже поговорки на эту тему имеются: «Смешно дураку, что нос на боку» или «Смех без причины — признак дурачины». Один мой знакомый американец сказал, что не любит ездить в Россию, потому что «они все злые».