Жизненный план - Лори Спилман Страница 10

Нервно посмеиваюсь в ответ:

— Бог мой, Кэтрин, да у тебя самой руки трясутся! Не представляла, что ты можешь так нервничать. В чем дело?

— Я получила приказ от Элизабет. Она оставила мне розовый конверт в ящике стола. Внутри был листок. Я могу показать тебе, если захочешь. — Поднимается, но я хватаю ее за руку:

— Не надо. Еще одно письмо от мамы я не вынесу. Перескажи, что там написано. — Сердце рвется из груди.

— Твоя мама… она велела мне… она хотела…

— Что? — почти выкрикиваю я.

— Ты уволена, Брет.

Не помню, как добиралась домой. Обрывками вспоминаю только, как, шатаясь, поднимаюсь по лестнице в квартиру, затем вхожу в спальню и падаю на кровать. Следующие два дня все мое существование сводится к череде сна, тревожного пробуждения и плача. К утру пятницы сострадание Эндрю ослабевает. Он садится на край нашей постели, такой красивый в угольно-черном костюме и белоснежной рубашке, и поглаживает меня по волосам:

— Пора выбираться из этого, малыш. Ты ошеломлена свалившимися на тебя обязанностями и, вполне естественно, пытаешься отгородиться от них.

Пытаюсь возразить, но он прижимает палец к моим губам, добиваясь молчания.

— Я не говорю, что ты не способна действовать, я говорю, что ты боишься. Послушай, милая, ты не можешь прогуливать четыре дня подряд. Это не прежняя работа в рекламе, когда ты могла временами манкировать своими обязанностями.

— Манкировать? — Чувствую, как волосы на голове зашевелились. Он считает должность директора по маркетингу пустячной! Но хуже того, что и это место мне не удалось сохранить. — Ты не представляешь, через что я прошла. Могу я позволить себе на пару дней погрузиться в горе?

— Эй, я всегда на твоей стороне. Просто хочу помочь вернуться в игру.

Сжимаю пальцами ноющие виски.

— Я знаю. Прости меня. Просто все три дня я не в себе. — Эндрю встает, но я удерживаю его за край пиджака. Надо сказать ему правду! План, казавшийся мне отличным во вторник вечером, не сработал из-за того, что мама меня уволила, и теперь я пытаюсь набраться храбрости и объяснить все Эндрю.

— Останься сегодня дома. Пожалуйста. Мы могли бы вместе…

— Прости, малыш. У моего клиента проблемы с доставкой груза. — Он освобождается из моих рук и разглаживает полу пиджака. — Постараюсь освободиться пораньше.

Признайся же. Немедленно.

— Подожди!

Эндрю останавливается почти у порога и бросает на меня взгляд через плечо.

Сердце трепещет в груди.

— Мне надо тебе кое-что сказать.

Он поворачивается и смотрит на меня в упор так, словно привычное лицо его девушки внезапно изменилось. Наконец, возвращается, усаживается на прежнее место и целует меня в макушку, словно я пустоголовая пятилетняя девчонка.

— Прекрати заниматься ерундой. Прежде всего тебе необходимо вытащить свою задницу из постели. Ты должна управлять компанией. — Эндрю нежно щиплет меня за щеку и, прежде чем я успеваю открыть рот, исчезает из комнаты.

Слышу хлопок закрываемой двери и падаю лицом в подушку. Черт возьми, что же мне делать? Я не президент «Боулингер косметик». И даже не директор по рекламе и маркетингу. Я безработная неудачница, перепуганная возможной реакцией на мое признание парня со статусом и положением.

Я не была удивлена, когда Эндрю рассказал мне, что он родом из Даксбери — зажиточного пригорода Бостона. Он обладал всеми атрибутами богатого человека — носил итальянскую обувь, швейцарские часы и ездил на немецкой машине. Однако от разговоров о детстве всегда уклонялся. Я знала только, что у него есть старшая сестра. У отца было небольшое дело. Мне казалось странным, что больше он ничего не рассказывал.

После трех месяцев и двух бутылок вина Эндрю наконец вывалил на меня правду. Злой и красный оттого, что вынужден признаться под моим давлением, он поведал, что отец его весьма посредственный столяр с амбициями, намного превышающими его достижения. Мать всю жизнь простояла за прилавком магазина «Сейфуэй» в Даксбери.

Эндрю никогда не был богатым отпрыском, но сделал все, чтобы таким казаться.

Я ощутила прилив тепла и уважения к Эндрю, которого не испытывала раньше. Он не был обласканным судьбой наследником, он всего в жизни добился сам, боролся и работал для достижения успеха. Тогда я поцеловала его в щеку и сказала, что горжусь им, а его происхождение из трудовой семьи заставляют меня любить его еще больше. Вместо улыбки на его лице отразилось презрение. Я уже знала, что Эндрю не видит ничего увлекательного в низком происхождении, а жизнь в среде богачей оставила на его сердце глубокий шрам.

Внезапно меня охватывает паника.

Мальчик, выросший в бедности среди представителей элиты, всю сознательную жизнь пытается окружить себя успешными и богатыми людьми, надеясь забыть о своем скромном происхождении. Интересно, может, я для него просто одна из них?

Рассматриваю с дороги живописный Кейп-Код, выбранный для жизни Джеем и Шелли. Постриженные в линию кустарники, выложенные камнем тротуары, желто-оранжевые ящики для цветов. В душе поднимается волна столь несвойственной мне зависти. Они устроили для себя роскошное ложе, мягкое и уютное, в то время как моя постель жесткая и кишит клопами.

Стою на каменном тротуаре и заглядываю в утопающий в бурной растительности двор дома. Мой племянник увлеченно играет в мяч, но задирает голову, как только хлопает дверца машины.

— Тетечка Бвет! — бросается он ко мне.

Прижимаю к себе Тревора, и мы кружимся и хохочем, пока я могу устоять на ногах. Впервые за три дня мое лицо освещает искренняя радость.

— Что за мальчишка сделал меня счастливой? — спрашиваю я и щекочу животик племянника.

Прежде чем он успевает ответить, в патио появляется Шелли, волосы собраны в высокий хвост почти на самой макушке. На ней, как мне кажется, джинсы Джея, подвернутые несколько раз.

— Привет, сестричка, — говорит она мне. До того как она вышла замуж за моего брата, мы с Шелли были подругами и жили в одной комнате в колледже. Мы до сих пор с удовольствием дурачимся, называя друг друга сестричками.

— Привет. Ты сегодня дома.

Она идет мне навстречу, шаркая вязаными тапочками.

— Я уволилась.

Смотрю на нее во все глаза:

— Не может быть. Почему?

Шелли наклоняется, чтобы вырвать сорняк.

— Мы с Джеем решили, что будет лучше для детей, если один из нас останется с ними дома. После получения наследства мы не нуждаемся в деньгах.

Тревор извивается, силясь освободиться, и я опускаю его на землю.

— Я же мать. Так разумнее.