Неспящий Мадрид - Грегуар Поле Страница 10

— Вы снова закурили?

— Да.

— Не знаю, ну и вопрос, хорошо жить, наверно.

— А вы живете хорошо?

— Да, ну, то есть хотелось бы, конечно, большего.

— Большего или лучшего?

— Ну и вопросы у вас.

— А дети у вас есть?

— Нет еще, мне пока рановато.

— Вам тридцать один год, капрал. А вашей жене?

— Тридцать три. Но мы только полтора года как женаты, а знакомы всего три, вы же понимаете.

— А сколько лет дону Федерико Гарсия Гарсия, вы знаете?

— Нет. Я бы сказал, примерно столько же, сколько мне.

— Меньше — двадцать восемь. А знаете, сколько он зарабатывает?

— Полагаю, больше, чем я.

— Больше, чем мы оба, вместе взятые и помноженные на два. У него четыре диплома, в том числе оксфордский, квартира в Саламанке, жилье в Париже, двухмачтовая яхта в Малаге и внебрачный ребенок от жительницы Мадрида, чью личность я еще не установил, которого он надеется никогда не встретить случайно на воскресной прогулке в парке Ретиро. Вы видели его вчера вечером по телевизору?

— Вчера вечером нас не было дома.

— Он выступал приглашенным экспертом в популярной программе. Этот парень знает все, я уверен, что он знает мою одежду так же хорошо, как я — его. А известно вам, чем отличается продажный легавый от модного журналиста?

— Нет.

— Нанимателем.

— Вы полегче, у меня жена журналистка.

— Я знаю, капрал, и не случайно вы не получали повышения уже два года.

— Вы… вы думаете, лейтенант? Клянусь вам, я ничего ей не рассказываю, так, текучку, что, уж и поговорить с женой нельзя?

— Конечно, можно. Но журналисты подслушивают за дверьми. Вот и все.

Бедельман поворачивает голову и смотрит на дверь. Ничего не происходит; ручка не шевелится, дверь закрыта. Капрал Алонсо, склонившись к своим скрещенным ногам, нервно оттягивает, отпускает, оттягивает, отпускает, оттягивает и отпускает резинку носков.

— Лейтенант, вы думаете, я должен остерегаться своей жены?

— Ну-ну. Любите вашу жену и делайте ей детей, пойте с утра и ставьте музыку вечером, будьте счастливы и живите спокойно, не беспокойтесь о том, что от вас не зависит. Полиция неблагодарна к вам; газета неблагодарна к ней. Занимайтесь своими делами, а заботы оставьте тем, кому за это платят. Оставьте в покое ваши носки: нервничать вредно. Знаете, в сущности, остерегаться — бессмысленно. Остерегаться — значит рассчитывать, но расчет это двустволка. А случайности жизни — автомат Калашникова. Силы неравны. Дайте мне еще сигарету.

Бедельман достает из кармана формы зажигалку.

— И оставьте наконец в покое ваш носок. — Понизив голос, он шепчет капралу: — Я удивляюсь терпению нашего доброго Гарсия. Потом, снова нормальным голосом: — Ну же, Гарсия, умейте проигрывать! Я расставил вам западню, вы в нее попались. Открывайте дверь, и посмеемся вместе!

Ничего не происходит.

— Вы открыли мою красную папку, вы прочли мою записочку о депутате-трансвестите, завсегдатае ночного клуба «Гула-Гула». Не говорите мне, что вы поверили, я вам не поверю.

Ручка резко поворачивается, но и на этот раз Федерико, сдержавшись, открывает дверь аккуратно.

Бедельман по-прежнему не оборачивается. Тон журналиста жесток, гневен и презрителен:

— Вы издеваетесь надо мной, Хосуа Бедельман Перес.

— Вы были правы насчет ботинок, — шепчет Алонсо лейтенанту.

Лейтенант:

— Кто там?

— Это он, он подслушивал за дверью, ясное дело, но я клянусь вам, что моя жена…

— Я вам верю, капрал.

Федерико продолжает:

— Депутат в заведении для трансвеститов грубая работа, очень грубая.

— Ах вот как, вы тоже в курсе?

— Да, я прочел вашу бумагу, тоже мне западня легавого, мелкая месть…

— Для меня не секрет, что вы регулярно лазаете по моим ящикам, достаточно раз в месяц читать «АВС», чтобы в этом убедиться. Но я хотел знать, настолько ли вы неопытны, чтобы делать это, когда солнце село, а штора поднята. Теперь я знаю. И вы тоже будете знать.

— Вы сами себя наказали, Бедельман. Бедельман Перес!

— Сколько презрения в вашем голосе, дон Федерико!

— Я не только прочел и поверил вашей писульке, я ее взял, она у меня в кармане, с вашим почерком. Вы, полагаю, не станете подавать жалобу на такую кражу. И это вы теперь в ответе за эту позорную информацию. Полицейская деза, агитация, католическая инквизиция, еврейская мафия. Бедельман Перес, вам пришлось покинуть Барселону, еще и полгода не прошло, и никто, имейте в виду, никто не поверил в повышение. После Мадрида куда вы отправитесь? В Бадахос, регулировать уличное движение и присматривать за цыганами?

— Я предпочел бы Севилью, там быки лучше.

Открывается левая дверь, положив конец обмену любезностями. Видна рука офицера, который жестом приглашает Летисию Ромеро покинуть кабинет, после чего дверь закрывается.

— Сеньорита Ромеро, разрешите представить вам Федерико Гарсия, журналиста из «АВС». Это мой друг, мы с ним тесно сотрудничаем.

Федерико, игнорируя лейтенанта и покоренный с первого взгляда особой, в которой соединились два решающих в его глазах качества — быть красавицей и посетительницей кабинета офицера, достает сигарету, рассеянно прикуривает от зажатой в ладони серебряной зажигалки, сжимает ягодицы, напрягает мышцы живота, выпячивает грудь, приглаживает рукой волосы и наконец протягивает руку — сигарета дымится между большим и указательным пальцами, — уже позабыв свой гнев:

— Очень рад, сеньорита, могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

Усталая Летисия тоже поправляет прическу и просит капрала вызвать ей такси.

— Позвольте, сеньорита, я как раз прощаюсь, могу я вас куда-нибудь подвезти?

— Да, в Оперу.

— Какое совпадение, меня там ждут!

— Действительно, — мрачно добавляет Бедельман, — скоро антракт. Дон Федерико бывает в Опере исключительно во время антракта.

— А вы там вовсе не бываете, лейтенант. Доброй ночи.

По коридору, под неоновыми лампами, мимо дверей, постеров и банкеток удаляются Летисия и Федерико.

— Я не могла видеть вас по телевизору вчера вечером?

— Да, это я. И поверьте, голубой экран куда приятнее снаружи, чем изнутри. Как и многое другое, впрочем.

Дойдя до буквы Т, они сворачивают направо. Лифт, на котором поднялся Федерико, стоит на месте, они спускаются на три этажа в молчании, неизбежно скользком, и покидают, не прощаясь, холл и призраков полицейского участка.