Лучше не бывает - Айрис Мердок Страница 10

Что могло бы случиться, если бы не было той ужасной сцены с Ричардом, она не знала. Ричард, возможно, все равно бы развелся с ней, он был вне себя от ярости. Она не допускала мысли, что их любовь с Эриком могла иметь продолжение. Из-за него она потеряла слишком многое. Но действительно и, кажется, мгновенно разрушило ее любовь — его полное поражение в драке с Ричардом. Это было несправедливо, но это была несправедливость, рожденная теми глубокими темными силами, которые властвуют над нами в решительные моменты жизни и которых, когда они появляются в нашей жизни, хотя они ничего общего не имеют с моралью, мы иногда признаем богами. Эта сцена преследовала Полу во сне и в ночных кошмарах: искаженное лицо Ричарда, вопли Эрика, кровь, которая, казалось, была повсюду. Конечно, все случившееся они выдали за несчастный случай.

Бедный Эрик. Он знал: темное решение бога так же хорошо, как Пола, и он подчинился ему. Он был страшно угнетен стыдом. Когда Пола навестила его в больнице, она поняла, что он не хотел увидеть ее. Расстались они враждебно. Эрик написал, что собирается в Австралию. Из Австралии он написал прощальное письмо и сообщил, что он встретил на пароходе девушку, на которой хочет жениться. Потом прошло почти два года. Пола не думала, что еще услышит об Эрике. Она вообще не хотела знать о его существовании.

Солнце злым блеском сияло на воде. Прищурившись, она развернула письмо.

«Моя дорогая,

Ты будешь удивлена, что я пишу тебе, а возможно, и не очень. Каким-то образом я знаю, что ты думаешь обо мне. Когда я писал тебе в последний раз, я думал, что собираюсь жениться. Что ж, из этого ничего не вышло. Должен признаться, что я очень страдаю, и это длится уже долго. Я не знал, что такое крайнее страдание может продолжаться так долго. Я пишу, чтобы сказать: приезд сюда был ошибкой. Расставание с тобой было ошибкой. И я решил вернуться домой. Когда ты получишь это письмо, я буду уже на корабле.

Разумеется, мне неизвестно, что могло или не могло случиться с тобой с тех пор, как мы расстались, но интуиция подсказывает мне, что ты не поспешила выйти замуж еще раз. Пола, мы связаны с тобой. К этому выводу я, наконец, пришел за эти ужасные месяцы беды. Есть вечные узы, ими связывают себя в отделах регистрации или в церквях, а есть вечные узы, связывающие людей другим странным и ужасным путем. Ты понимаешь, что я имею в виду, Пола. Я страдал из-за тебя, я был ранен из-за тебя, и существует пустота, которую только ты можешь заполнить, и боль, которую одна только ты можешь исцелить. Я думал, что смогу перешагнуть через то, что случилось. Я не смог. И я знаю, что ты тоже не можешь. (Я видел целый ряд крайне необычных снов о тебе, между прочим). Думаю, мы принадлежим друг другу. Мы должны жить с тем, что случилось, мы должны вживить это в свои души, и мы должны это делать вместе. (Как странно устроен человеческий разум. У меня было очень много причин чувствовать себя несчастным с тех пор, как я приехал в Австралию. Люди разочаровали меня, они обманывали меня и тянули вниз. Но что на самом деле причиняло мне боль, было связано только с этим, особым образом — было этим). Это твой долг передо мной, а я знаю, что ты возвращаешь долги. Ты не можешь быть довольна тем, как ты вела себя по отношению ко мне, когда я был (намеренно употребляю это выражение) почти уничтожен из-за того, что любил тебя. Человек должен осознать свое прошлое, сжиться с ним, примириться с ним. Мы должны исцелить друг друга, мы должны спасти друг друга, Пола, и только мы можем сделать это друг для друга. Я чувствую эхо твоей души глубоко в своем сердце, и я знаю, что говорю правду. Жди меня, молись обо мне, прими меня, о, моя дорогая. Я напишу тебе еще раз с корабля. Твой навеки

Эрик».

Пола скомкала письмо. Потом она разорвала его на мелкие кусочки и разбросала по тугой коже воды. Это письмо как будто вызвало Эрика из небытия, со всеми характерными черточками, которые она, слава Богу, забыла, он как будто стоял перед ней, как демон, затемняя яркое море; его искусственное исступление, его мистические утверждения — смесь, которую она когда-то находила трогательной, слабости и угрозы, жестокая хитрость эгоиста. Конечно, она вела себя плохо, в частности, бросив его так внезапно. Но она навсегда избавилась от любви к нему и способности помогать ему. Это она знала твердо. И все же, было ли это правдой, спросила себя Пола, пытаясь восстановить внутреннее равновесие, может быть, она еще способна помочь ему, должна ли она попытаться? Возможно, он был прав, говоря, что между ними существует все еще какая-то связь. Ее сердце содрогнулось при мысли о том, что может опять увидеть его, она почувствовала тошноту, страх, наводящий слабость. В Эрике было нечто демоническое. Пола никогда не боялась Ричарда, хотя он был способен на насилие. Теперь она понимала, что очень, очень боится Эрика. Это было проявлением любви, о которой она полностью забыла.

Этот большой абиссинский кот

Играет на арфе и сладко поет, —

напевал Эдвард, вытаскивая Монроза из корзины, в которую безуспешно пытался спрятаться Минго, напутанный холодным взором кота. Минго забрался в нее. Монроз сбежал от Эдварда на печь и сел там, нахохлившись, как птица.

— Можно нам положить сегодня водоросли в ванну? — спросила Генриетта у Мэри Клоудир.

— Зачем тебе водоросли в ванне? — спросила Мэри.

— Это наш собственный способ вылечиться от ревматизма, — сказал Эдвард.

— У вас нет ревматизма или есть, Эдвард?

— Нет, это для дяди Тео на самом деле, но мы хотим вначале испытать на себе, не даст ли это токсический эффект.

— В прошлый раз, когда вы положили водоросли в ванну, они забили сливное отверстие, и долго никто не мог ее принимать, — сказала Кейзи, которая только что вошла с корзиной помидоров и салата в руках.

— Мы обещаем, что в этот раз не допустим такого!

— Тогда ладно, — сказала Мэри. — Послушайте, я хочу, чтобы вы все камни вынесли в сад.

Кейт и Дьюкейн прошли мимо кухонной двери, улыбаясь друг другу, они направлялись в холл. Дьюкейн задержался в дверях кухни:

— О, Мэри! Кейт и я собираемся навестить Вилли.

— Хорошо, только не опоздайте к чаю, сегодня особый воскресный чай.

— Как поживает моя маленькая нимфа? — спросил Дьюкейн Барбару, на которую они натолкнулись в дверях.

— J’aimerais mieux t’avoir dans mon lit que le tonnere’, [3]— сказала чопорно Барбара.

Дьюкейн рассмеялся, протягивая руку, чтобы дернуть ее за волосы, пока она вприпрыжку бежала за ними.

Барбара была такой же круглолицей, как ее мать, у нее были такие же пышные непослушные светлые волосы, только у Кейт волна волос окружала голову, как слегка безумный нимб, а у Барбары они были подстрижены гораздо более аккуратно и окружали ее голову, как изысканный драгоценный шлем. Цвет лица у нее был детский, розовый и сияющий тем восхитительным сиянием, какое напоминает отблески на боках крепких яблок и которое обычно исчезает у подростков. Длинноногая, в короткой юбке, босая — мелькающие ступни были такими же золотисто-коричневыми, как ее ноги.