Утка, утка, Уолли - Гейб Роттер Страница 10

— Ну, это долгая история. А что ты так взвился на этого Ричи?

Джерри Сильвер занимается не своим делом. Ему надо было становиться актером. Он — очень милый и славный, настоящий плюшевый мишка, но об этом знают немногие. Только самые близкие люди, которые его хорошо знают. И я отношусь к их числу. Ему нравится изображать из себя брутального дядьку, неприятного, мерзкого, громкого и свирепого — когда он считает, что так будет лучше для бизнеса. И у него получается мастерски. Джереми Пайвену есть чему поучиться у Джерри. Иногда это его «раздвоение личности» граничит с клинической шизофренией, но Джерри мне нравится. Со мной он всегда искренний и честный.

— Да ничего я не взвился. Просто играю на публику. — Джерри взял со стола бутылку и отпил из горлышка. Бутылка была необычная: высокая, узкая, без этикетки, с голубой пластмассовой крышкой и ярко-красной неразборчивой надписью курсивом по кругу. — Мм-мм! Волшебный напиток! Держу пари, ты такого еще не пробовал. И даже не слышал!

— А что это? С виду обычная минералка.

— Это и есть минералка, дружище. «Гласьяль». Чистая, как лед в ледниках на вершинах гор. Про нее все сейчас говорят. Восхитительная вода!

— Все говорят об обычной воде?

— Да, о воде. Но она не обычная, — сказал он без тени улыбки. — Самая чистая из всех. Чище уже не бывает.

— Да? А на вкус она как?

— «Эвиан» по сравнению с ней — поносная жижа, разлитая по бутылкам.

Я рассмеялся.

— А знаешь, что будет, если прочитать «Эвиан» наоборот? «Наив». Вот. А «э» не считается.

— Ага. — Он улыбнулся и отпил еще глоток.

— И все-таки, что в ней такого волшебного, Джерри?

— Дядюшка Джерри, — поправил он. — Помяни мое слово, малыш, не пройдет и полгода, как весь наш бомонд будет пить только «Гласьяль». И ты в том числе.

— Ну, хорошо. Убедил.

— Да, и ты в том числе. Кстати, держи. — Он пошарил рукой под столом, достал непочатую бутылку и вручил ее мне. — Она еще не продается. По крайней мере у нас в Америке. Мне прислали из Канн пару ящиков. Один друг-дистрибьютор. И я выдаю по бутылке всем моим клиентам. — Он отпил еще. — Мм-мм. Волшебный напиток! — повторил он, цитируя реплику из фильма Квентина Тарантино. Джерри постоянно цитирует фильмы Тарантино, и это было бы даже прикольно — я люблю Тарантино, — но Джерри утверждает, что он не видел ни одного тарантиновского фильма. Меня это бесит. И Джерри так делает постоянно.

— Ладно, солнце мое, ты давай расскажи, что у тебя стряслось. Вид у тебя совершенно убитый. Что-то случилось? Расскажи дядюшке Джерри.

— Да все то же самое. Я ненавижу свою работу. Я — законченный неудачник. И вообще жизнь не сложилась.

— Да ладно, Моско. Кончай прибедняться. Какой же ты неудачник?! Ты — победитель. Слышишь меня? Победитель! Иначе ты бы тут не сидел. Я не работаю с неудачниками. — Он сурово нахмурился. — Или ты думаешь, я работаю с неудачниками?

— Нет, Джерри. Ты не работаешь с неуда…

— В самую точку, Моско! Я не работаю с неудачниками. Джерри Сильвер никогда не работаете неудачниками! Слышишь меня? Повтори.

— Джерри Сильвер никогда не работает с неудачниками.

— И кончай прибедняться, Моско. У тебя есть мозги. Слышишь меня?

— Тогда почему мы не можем опубликовать ни одной моей книги, Джерри? Творцу нужно признание, правильно? А так у меня опускаются руки…

— Уолли, ты закончил всю серию два года назад! Два года — это не срок! Вот ответь мне, пожалуйста. Можно было построить Эмпайр-стейт-билдинг за какие-то два года?!

— Вообще-то, насколько я знаю, его построили за год и сорок пять дней.

— Вы, нью-йоркские евреи, воплощение вселенского пессимизма. Слушай меня! Мы тебя напечатаем. Я обещаю! Вот скажи, я бы стал тебе врать?

— Джерри…

— И не надо мне «джеррить». Слушай правильный ответ: «Нет, дядюшка Джерри. Ты никогда бы не стал мне врать».

— Хорошо, дядюшка Джерри.

Я не мог не улыбнуться. С Джерри просто нельзя по-другому.

— «Хорошо, дядюшка Джерри» — что?

— Ты никогда бы не стал мне врать.

— Все правильно, Уолли. И давай уже договоримся: никакой больше вселенской скорби. Я не твой психиатр, и не буду тебя лечить. Ты — умный мальчик, и сам все понимаешь.

— Да, Джерри. Прошу прощения.

— Никогда не проси прощения. Только слабые просят прощения. Кстати, а сколько времени? У меня назначена встреча на 10.30.

— А зачем ты хотел меня видеть?

У меня было стойкое ощущение, что меня вежливо прогоняют.

— А, ну да. — Он протянул мне большой конверт из плотной желтой бумаги. Я открыл его и просмотрел содержимое. Сплошные письма с отказами из разных редакций.

— Замечательно. Как раз то, что нужно для поднятия настроения.

— Привыкай, малыш. Это не первые и не последние.

— Да я уж привык…

— Моско, не надо отчаиваться. На каждую историю успеха приходится миллион неудач…

Это я уже слышал.

— Джерри, не надо меня уговаривать. Я все знаю.

— А, ну хорошо. Кстати, надо бы нам обсудить одну вещь, — сказал он, глядя в стол.

— Какую вещь? — У меня сразу возникло предчувствие, что мне не понравится то, что он сейчас скажет.

— Я хочу поменять тебе имя.

— В каком смысле?

— Мне кажется, все дело в имени. Оно тормозит весь процесс. Я думаю, надо его поменять.

— Типа как взять псевдоним?

— Да, что-то типа того.

— Нет, Джерри. Я не согласен. Мне нравится мое имя. Нормальное имя, не хуже любого другого.

— Честно сказать, оно слишком еврейское. Москович. Звучит, как фамилия какого-нибудь раввина или… ну, я не знаю… дантиста. Я просто подумал, что читатель не клюнет на автора с такой фамилией.

— Что?

— Я пытаюсь продать твои книги!

— Нет, Джерри! Я не согласен… Кстати, а как твоя настоящая фамилия? Сильверштейн?

— Да! И я ее поменял! Подумай как следует, Моско. Красивое звучное имя — это уже полдела! Вот хотя бы Кэтрин Зета-Джонс. Без «Зеты» у нас остается банальная Кэти Джонс. Так что подумай.

Я подумал, и мне показалось, что это глупо. В конце концов, я ведь не порнозвезда.

— Нет, Джерри. Я не хочу.

— Уоллис Кью Москоу. — Он мечтательно уставился куда-то вверх, словно рассматривал большую афишу на премьере своего первого фильма, в котором сыграл главную роль. — Без точки после Кью. По-моему, очень даже неплохо, да?

— Нет.