История одного предательства, одной страсти и трех смертей - Метин Ардити Страница 10

— Выше ворот, да? — спрашивает Теодорис.

— Да, вот насколько! — показывает Арис. — Настоящая свечка.

— Это гол! — вопит Танассис.

Он устал, весь красный, запыхавшийся. Он ищет глазами взгляд Янниса и Теодориса. Поддержки нет. Тогда он бросает:

— Для тех, кто играет честно, конечно!

Арис бросается на него.

— Ну-ка, повтори!

Через долю секунды мальчики сходятся в рукопашной. Арис мал ростом, тонок и очень мускулист, но ловок и стремителен! Настоящий уж. Танассис высок, могуч, слегка неповоротлив, наделен недюжинной силой. Каждый не на шутку обижен на соперника. Они хватают, давят, стискивают друг друга, вкладывая в удары всю свою силу и ярость. Яннис и Теодорис растеряны. Они не понимают, что происходит.

Сначала берет верх Танассис. Он прижимает Ариса животом к земле, садится ему на спину и наваливается всем телом. Арис резко изгибается, ему удается вывернуться, и он одним прыжком встает на ноги. Схватив обидчика за руки, проводит подсечку. Тот падает наземь. Теперь Арис имеет преимущество, а Танассис лежит на спине. Арис изо всех сил старается удержать поверженного на лопатках, а тот, взяв соперника в клещи, прижимает его к себе до хруста в костях. Мальчики покрылись потом, задыхаются, они слились в одно целое… Как вдруг обмениваются удивленными, пристальными взглядами, и вся ярость их куда-то исчезает. Арис отводит глаза. Танассис разжимает руки, мальчики молча поднимаются, полуодетые, взволнованные.

Спустя несколько дней, направляясь по дороге вдоль берега моря к Старому Порту, Танассис говорит Арису:

— Если хочешь, мы могли бы иногда заниматься борьбой. Это очень красивый вид спорта. — Он произносит это, глядя на море.

— Если хочешь, — отвечает Арис, дрожа всем телом.

— В стороне Кунупитцы есть довольно плоская площадка, покрытая травой. Там будет удобнее.

— Хорошо.

— И там никогда никого нет, — добавляет Танассис.

Арис ничего не отвечает.

Они приходят туда через два дня.

— Начнем, — говорит Танассис.

И обнажает торс. Арис дрожит, глядя, как тот раздевается. Танассис бросает майку на землю. Арис в свою очередь снимает майку и бросает ее на майку Танассиса.

Они начинают бороться, но в глазах у обоих уже нет того дикого бешенства, которое охватило их на площади Посейдона. В их движениях больше силы, больше осмотрительности. Они внимательны, осторожны, стараются брать на захват и бросать противника, не нанося друг другу повреждений.

Через несколько минут Арис чувствует, что у него началась эрекция. Он находит возможность зажать в клещи ногу Танассиса. Обхватив ее изо всех сил коленями, он прижимается к бедру противника членом. Танассис понимает, что происходит, начинает двигать бедром взад-вперед, сначала медленно, потом все быстрее, до тех пор, пока на его кожу не начинают извергаться струи семени.

Они не произносят ни слова и держат друг друга в объятиях, пока дыхание Ариса не успокаивается. Потом встают и молча возвращаются в Даппию.

С тех пор они ходят в Кунупитцу каждый день, становятся все смелее, открывают новые позы, делают вещи все более и более рискованные. Они познают наслаждение прикосновений к лицу, телу, члену друга, сначала руками, потом губами.

Они накапливают опыт. Мальчики открывают нежность поцелуя или даже укуса в губы, начинают понимать сладость объятий мускулистого тела, сладость его ласки, сладость борьбы с ним, сладость его сильного запаха. До такой степени, что не могут больше обходиться без этого дурмана.

«Хватит, надоело!» — подумала Павлина и в очередной раз воскликнула:

— Арис! Нас уже шестнадцать!

— Ласка-а-а, — раздраженно крикнул ее двоюродный брат.

Он отвел глаза и резко нажал на стартер «Двух братьев». Ему пришло в голову, что он правильно сделал, бросив Танассиса. Да он просто мужлан. И дурак. Такис — другое дело… Утонченный, образованный, нежный. И многому может его, Ариса, научить…

Павлина никак не могла смириться с тем, что ее избраннику нравятся мужчины. К ее ревности примешивалось и недоумение. Что мальчики находят друг в друге? Дружить и обсуждать футбол — да, это понятно, но любить как мужчина и женщина? И дальше что? Такое поведение казалось ей бессмысленным. А еще этот Такис вертится вокруг Ариса с важным видом столичной штучки… А теперь и Танассис снова что-то затевает…

«Кретин!» — подумала Павлина.

Каждый день около полудня, когда желающих поехать на Пелопоннес становится меньше, Арис и Павлина устраивают вылазку в широкую и спокойную бухту Анаргири. Она расположена с другой стороны острова и защищена от ветра холмами.

Баркас «Два брата» с туристами на борту направлялся на север. После башни маяка и Дома швейцарцев переставали попадаться малейшие признаки цивилизации. Лодка миновала череду маленьких уютных бухточек. На фоне необъятной сини моря они выглядели более чем привлекательно, и туристы часто умолкали, потрясенные окружавшей их красотой: безоблачное, раскаленное добела небо, гладкое, сверкающее полуденное море и господствующие по обеим сторонам лодки округлые, покрытые соснами и диким кустарником холмы Спетсеса и Спетсопулы. Спускавшиеся к самому морю заросли отличались такой густотой, что оба острова казались из-за них кудрявыми. Их нежные очертания смягчали резкость солнца и притягивали взгляд.

Прибыв в бухту Анаргири, Арис и Павлина следовали раз и навсегда установленному правилу. Отправив туристов на берег, они растягивались в тени натянутого между мачтой и вантами паруса на скамьях лодки, подложив под головы свернутую одежду, и быстро засыпали. Примерно через час Павлина шла плавать, Арис сторожил судно. Павлина три-четыре раза переплывала бухту, потом забиралась в лодку, где обедала с двоюродным братом. Еду им заранее готовила Фотини. Это были неизменные бутерброды с сыром фета, оливки и остатки вчерашнего ужина. В четыре часа дня Арис три раза трубил в рог, туристы возвращались на лодку, и «Два брата» поднимали якорь.

В тот день среди пассажиров преобладали в основном скандинавы и англичане. Греков было всего лишь четверо: молодожены с Патраса, совершавшие свадебное путешествие, и семейная пара из Лариссы.

Супруги с Патраса были оба маленького роста, светлокожие и пухленькие, почти толстые. Но и муж, и жена казались отмеченными печатью той неуловимой красоты, которую оставляет на людях осенившее их счастье. Оба просто сияли и удивительным образом походили друг на друга.

— Вы брат и сестра? — смеясь, спросила Павлина, забирая у них плату за проезд.

— Мы — двоюродные брат и сестра, — ответила, улыбаясь, молодая женщина.

— Даже германские двоюродные брат и сестра! — добавил ее муж.

На острове многие двоюродные братья и сестры женились между собой. Павлина могла бы выйти замуж за Ариса. Так ведь нет, ей придется довольствоваться одним из тех фатов, которые, неприлично громко разговаривая, гордо прохаживаются по Даппии.