Вкус "лимона" - Леонид Головня Страница 10

– Эти двести я заплатил твоей жене за картину. Ты включи долг в гонорар.

Алабышев наморщил брови, запутавшись в калькуляции:

– Ну и бухгалтерию ты развел!

– Нет с собой больше. Хочешь, я ей потом занесу?

– Не надо! – сразу же отрезал Алабышев и скрыл всплеск ревности под участливым вопросом: – Рассказывай, в чем проблема?

Остановленный на полпути к вожделенной подруге, он не мог сосредоточиться. Клиент был сейчас некстати, Алабышев слушал его с нетерпением.

– Хочу на политическое убежище подать, – сказал Коля, протягивая паспорт. – Я с корабля бежал. В России бандиты преследуют. Едлин говорит, перебежчикам убежище сразу дают.

Алабышев мрачно рассматривал документ.

– Малина кончилась. Тухлое твое дело. Как тебя?.. – Он посмотрел в паспорт. – Николай. Россия и Америка – теперь дружественные страны. – Алабышев выдержал паузу, выкладывая из сумки на стол папки. Упускать деньги все-таки не хотелось, и он спросил: – Ты уверен, что преследуют бандиты?

– Не только уверен, я это испытал на собственной шкуре.

– Надо забыть. Надо говорить, что преследуют – власти. Тебя вызывали на допросы, били. Понял? Нужен хоть один протокол, хотя бы повестка в милицию. Доказательства какие ни на есть. И преследовали тебя… – Алабышев задумался, – за веру. За то, что ты – баптист, например!

– Какой я баптист! – встревожился Коля.

Алабышев молча посмотрел на голубую папку, взятую у Полины.

– Попробуем что-нибудь сделать! – многообещающе произнес он. – Работа будет стоить шесть тысяч.

– Долг ты включил? – уточнил Коля.

Алабышев понял, что сплоховал, но поднимать сумму не стал – она была и так завышена.

– Включил. Как принесешь половину денег, начнем оформлять. Но ничего гарантировать я не могу.

– Как – не можешь!? – почти вскрикнул Коля.

– Дорогой мой, я всего лишь готовлю документы. Решают в госдепартаменте.

Музыка исполнялась на пианино. Служитель в черном одеянии и сестры в белом хором выводили незнакомую мелодию. Коля с осознанием торжественности момента крутил головой, разглядывая незнакомую обстановку. Баптисты – народ скромный. Ничего особенного он не отметил. На него надели белый халат и указали место у края купели, большого квадратного чана.

Служитель поднял правую руку:

– Согласны ли вы креститься, сын мой?

Коля кивнул, хотел ответить, но поскользнулся в купель с головой. Вынырнул, виновато улыбаясь.

Певчие давились улыбками. Коля забегал глазами по сторонам. Поймал чей-то взгляд.

– Я с головой ухнул! – залепетал тихо.

– С головой – положено, – шепнули. – Ритуал ты не нарушил. Когда позовут, встанешь на колени.

Служитель прославил Христа, и две теплые руки легли на голову коленопреклоненного Коли. Слова проповеди, как музыка, погружали его в неведомый и значительный мир, из которого, помимо воли, выталкивала совершенно противная мысль: «У кого тут получать справку?» И он исподтишка оглядывался.

Дома, бросив на кровать брошюры, выданные баптистами, Коля настойчиво пытался докричаться до Родины.

– Сашок, ты меня слышишь?.. Не уходи, я еще раз наберу. Теперь слышишь?! – кричал он в трубку. – Как ты?

– Жуть, Колян, – заговорил далекий голос. – В Курске большой шмон идет. Я отмазался, а на тебя уголовное дело завели. Ребята прикрывают, как могут. Надо ждать. Боюсь, что деньги потребуется малость разорить… Ты как?! Устроился?! – орал Сашок.

– Не так все просто. Надо несколько месяцев ждать, прежде чем что-то решат. Пригласить тебя пока не могу.

– Знаешь, ты не терзай себя сильно. Мы с Лизкой пожениться решили. Свое хозяйство образовалось. Я уж думаю, надо ли мне…

– Как? Ты передумал, что ли?! – Коля вскочил со стула, разволновавшись.

– Не то чтоб передумал, но Лизавету я не оставлю. Соображаем, как и что… – Голос Сашки стал исчезать в шуме эфира.

– Смотри, подумай! Подумай, пока время есть. Здесь миллион возможностей… – неуверенно добавил он в молчащую трубку и совсем расстроился.

Коля заходил по комнате, остановился у окна. Вспомнил их последнюю встречу. Довольный Сашок улыбался во весь рот, сверкая золотым зубом, и прижимал за талию Лизку и… удалялся, уплывал в уличные сумерки за окном.

В верхотуре, на фоне неба, как островки неведомой жизни, горели редкие рекламы. Грохотал поезд подвесной железной дороги. Над домами сверкнули беззвучные россыпи пятничного фейерверка. Чернота, наступившая за вспышкой, усугубила чувство тревоги и одиночества.

В пандан Колиным мыслям телевизор демонстрировал историю китайского нелегала, работающего на громадной кухне ресторана. На экране шла облава, и парень стремительно бежал в подвал и прятался там в грязный чан из-под овощей.

– Уголовное дело… – пробормотал Коля глухо.

В центре Манхэттена световая реклама жила бурно текущей жизнью. Танцевали и пели мягкие игрушки. Обнимались неизвестные Коле новобрачные, выходя из километровых лимузинов и уступая место фигуре миллиардера Трампа. Ползли, вспыхивали и мигали надписи. «Смотрите! Неофициальный Трамп. Не все купишь за деньги!» «Только на АВС!» «Звезды возвращаются!» «Жизнь меняется!» «Гуд монинг, Америка! Семь дней в неделю!» Красавица телекомментатор приветливо махала рукой, поджав ноги на высоком стуле, в кругу других телезвезд. Голова жирафа величиной с полдома моргала мягкими ресницами над влажным темно-синим глазом.

Коля шел по Бродвею среди толпы людей, мрачный и потерянный. С громадного фасада теперь смотрели черные глаза неизвестного парня. В них блеснула лазерная вспышка и ушла лучом прямо на Колю. Тот остановился. Лицо парня с фасада перевернулось «вверх ногами», и глаза зашарили по толпе, вылезая из орбит. Побежали буквы «Начни день с хорошего хода!» Все вокруг приобретало мистическую значимость.

Коля прислонился к столбу, враждебно глядя на движущийся человеческий поток. Дул сильный ветер, люди шли с поднятыми воротниками и наброшенными капюшонами.

Черные глаза парня на фасаде бродвейского небоскреба исчезли. На экран прыгнула сексапильная мулатка, извивающаяся в танце с группой кордебалета.

Пел Том Джонс, он «заводился» в старом хите «Ситуация». Песня звучала в ресторане, куда Коля зашел. Он одиноко ютился за отдельным столиком, покуривая и глядя в окно на рекламный хоровод. «Заставь доллар работать! Ты можешь это сделать! Мы можем помочь!» – кричали с уличной стены. Приступ одиночества сковал душу и подвигнул к разговору с самим собой.

– Да, – тихо произнес он, – не приедет, видать, Сашок… Придется одному пробиваться. Деньги-то надо было все забрать. Так легко прошел контроль.