Дневник плохой мамаши - Кейт Лонг Страница 10

Характер: Добрая, спокойная, с хорошей репутацией.

Внешность: здоровый цвет лица, рост 170 см, глаза серые.

Происхождение: из крепкой, здоровой семьи.

Дополнительные сведения о ребенке:

Миссис Дейвис видела ребенка и говорит, что девочка хорошая. Волосы русые, глаза серые. Кожа местами суховата. Иногда мучают колики. Чудесная улыбка.

Примечания:

Истерии, алкоголизма, умственных расстройств в роду матери не обнаружено. Ее родственники не были замечены в жестокости или скверном характере, судимы не были.

— И о чем все это? — спросил Пол, по очереди вытаскивая лезвия из своего складного ножика и с наслаждением их разглядывая. — Эй, Чарли? Ты чего?

Я не могла вымолвить ни слова. Еще раз перечитала бумажки.

— Боже мой, Пол… Просто невероятно… — Я еще раз глянула на дату рождения, и у меня перехватило дыхание. — Погоди секунду. Пол, кажется, это моя мама.

— Кто — твоя мама?

— Ну, эта Шэрон Пилкингтон. Потому что… потому что Нэнси Хескет — это моя бабушка. И дата рождения… Дай посчитаю: 1963, 73, 83, 93, 97 — верно. Господи! Теперь все ясно. Бабушке было сорок шесть, когда, как считается, она родила мою мать. Все говорили — это чудо, потому что они много лет пытались завести детей. — Я отложила листочки и сжала голову руками. — Не могу поверить. И она, конечно, не знает. Мама, в смысле. Боже мой! Невероятно. Значит, на самом деле бабушка — мне не бабушка. Моя настоящая бабушка — эта Джесси. Интересно, какая она? И где она теперь?

Пол пожал плечами.

— Что ж… — сказал он, со щелчком складывая ножик. — Выходит, кое-чего твоя гадалка не знала.

* * *

— У тебя туфля в крови.

Я заметила пятно, когда бабуся наклонилась за половинкой печенья «Rich Tea», которую приглядела под столом. Для ее возраста суставы у нее в отличном состоянии, даже врач удивляется. Точно так же он удивился, когда я ему попыталась объяснить, насколько у нее плохо с головой. По закону подлости в тот день она была в отличной форме, совершенно вменяемая. Болтала с доктором как со старым знакомым. Даже кокетничала.

— Я прекрасно себя чувствую. Вы не женаты? — спрашивала она. — Вы симпатичный мужчина. А машина у вас есть?

Ему это показалось забавным. На мой вкус — просто жуть. Хотелось треснуть ее по голове судном, только тогда сумасшедшей признали бы меня. Впрочем, может быть, в психбольнице не так уж и плохо.

Кровавое пятно я заметила утром, когда просматривала почту. Сильвия предложила… да, знаю, что обещала ничего ей не говорить, но есть такие люди, которым просто невозможно не проболтаться. Так вот, Сильвия предложила послать запрос, чтобы мне выдали копию свидетельства о рождении — там должна быть указана фамилия матери. И теперь я первой бросаюсь к двери, когда на коврик опускается очередной конверт.

— Ты что, порезалась?

— Нет. Где? — Она принялась себя оглядывать.

— Вон, на ноге. У щиколотки. Присядь-ка. Да положи ты печенье! Мам, садись.

Она опустилась на стул, подтянула колготки.

— Где? Ничего не вижу.

И тут я заметила, что вся туфля у нее в крови.

— Боже мой! Ну-ка подними ногу. — Я присела на корточки и осторожно сняла туфлю.

— Это не моя кровь, — поспешно заявила она.

— Тогда чья же?! — Вообще-то я не хотела на нее орать, просто не сдержалась.

— Ишь какая ты нервная! Но я-то знаю, в чем дело. Тебе хочется завести еще одного ребеночка.

— Господи! Ты с ума сошла? Мало мне с тобой возиться… еще и ребенок!

Оказалось, что все не так страшно: она просто разодрала старую ранку. Но когда я надевала ей туфлю, подумала: «С какой стати я так стараюсь? Да кто ты вообще такая?» А потом я вскрыла конверт и увидела свое свидетельство о рождении. Бабуся сказала правду. Она мне не мать. А я на самом деле Шэрон Энн Пилкингтон из Лондона, из чистилища.

1. Дата и место рождения: 13 марта 1963 г. Дом матери и ребенка «Пристанище Надежды», Уоллс-роуд, 46, Ист-Финчли

2. Имя (если есть): Шэрон Энн

3. Пол: жен.

4. ФИО отца: —

5. ФИО матери (в том числе до брака): Джесси Пилкингтон, Уиган, Прентис-роуд, 56

Выходит, моя мать — настоящая, биологическая — или как там это называется — жила тут неподалеку. И чего я рвалась в Лондон? А она, должно быть, сбежала отсюда. Я ее понимаю. Удивительно только, что я опять оказалась на севере. Может быть, тогда было так принято. Может, считалось, что северных детей надо растить на говяжьем студне и имбирных пряниках. А может, они просто боялись, что я подпорчу своей генетикой южан.

Наверно, я должна сказать: «Просто не верится!» Но это неправда. Я сейчас нашла обоснование тому ощущению, которое было у меня всегда, — что я сюда не вписываюсь. В детстве, когда папа еще был жив, зимними вечерами мама задергивала шторы, и мы все рассаживались у телевизора смотреть всякую ерунду: «Обходчики и стрелочники» [7], «В яблочко!» (великолепно-отлично-супер [8]). Маминой любимой программой был «Золотой выстрел». Я передавала по кругу бутылку с лимонадом и здоровенный пакет с ирисками, а на заднем плане звучал трескучий, как в телефонной трубке, голос: «Левее, левее, стоп, чуть правее, пониже, стоп, чуть выше, еще чуть выше, пли!» Тишина, недовольные крики или грохот монеток — и аплодисменты. Как-то раз отец от радости уронил коробку конфет в кокосовой стружке, и еще несколько недель на коврике валялись белые хлопья.

Можно сказать, что это были счастливые времена, но даже тогда я чувствовала себя лишней. Это было детство как в книжках Беатрис Поттер [9]: лопухи, одуванчики, Джим Боуэн [10]. Помню, как я еще тогда думала: неужели моя жизнь всегда будет такой? Так что, может быть, лучше бы я осталась в Лондоне. Со своей мамой.

Я представила ее похожей на Джулию Кристи с подведенными глазами. Идет в коротком плаще с поясом, помахивая сумочкой. Так и вижу, как она, беременная, сидит в кафе с задумчивым выражением лица, а за окнами идет дождь, люди спешат по своим делам. В Лондоне все куда-то спешат. Впрочем, может быть, я просто видела такое в каком-то фильме. Однако теперь, когда я узнала про мать, так четко все представилось. Интересно, можно ли проникать в чужие воспоминания?