Чудо-мальчик - Ким Ён Су Страница 10

В этот раз, разговаривая со мной, санитар выглядел несколько непривычно.

— Ведите себя как обычно, — попросил я. — Мне не по себе от вашей серьезности.

— Если я хочу адаптироваться в обществе, мне надо и вести себя соответственно, не так ли? — сказал он, улыбнувшись. — Считается, что рай Иисуса — это место, противоположное аду: туда попадают души после очищения, наверно, туда мы отправляемся после ухода из этой жизни. Рай, куда ушел и твой отец, намного лучше, чем наш мир. Однако если ты будешь постоянно вспоминать отца, он не сможет успокоиться в этом лучшем месте. Ты знаешь, что почувствует его душа, застряв в этом мире? Это все равно что забить кол [19], получив звание сержанта в конце года.

— Э, вы снова несете какую-то ерунду. Как вы говорите, «надо забить кол», — запротестовал я и в шутку выбросил кулак в сторону его груди.

Он, смеясь, со словами «Сальбаб-борибаб» [20]поймал мой кулак. Болтовня санитара утишила мою боль. Я, кажется, понял смысл его слов. Конечно, мне тоже не хотелось сознавать, что из-за меня отец не может покинуть этот мир, словно привязанный к забитому мной колу. Отец несколько раз говорил, что хочет попасть в рай.

Почувствовав, что если продолжу размышлять о таких глупостях, то снова разревусь, я быстро перевел разговор на тему полковника Квона. Когда я рассказал, что тот собирается после увольнения из бюро информационной безопасности пойти работать в разведуправление, санитар ненадолго задумался. В это время я прочитал его мысли: «Говорят, конечно, что даже собачье дерьмо используют в качестве лекарства, но оказывается, что в такие места по его вони и отбирают». Вслух он только шутливо заметил:

— Говорят, конечно, что в чужом глазу и соринку увидишь, но, по мне, тут и присматриваться не надо: дерьма в полковнике с избытком.

— Но надеюсь, из него не станут делать лекарства? — пошутил я в ответ, смеясь.

— Да разве получится? — рассмеялся санитар. — Мне приятно, что мы не встретимся с полковником Квоном снова. Ведь мы не любили друг друга, а почему в голову лезут такие мысли, сам не знаю, — сказал он, неловко почесав в затылке. — В любом случае, когда встречу его снова, нам обоим придется помучиться. Чтобы попасть в разведуправление, полковник Квон высосал из тебя все, что мог, теперь ты тоже бесполезный человек, просто щенок, который влез на горячую кухонную плиту. Если он снимет военный мундир, тебе тоже придется снять больничную одежду, так как ты находился здесь благодаря его протекции. Послушай, если тебе вдруг некуда будет идти, когда выпишешься отсюда, найди меня. Я собираюсь в марте восстановиться в университете, поэтому, если понадоблюсь, приди туда и спроси у любого: как найти того, кто лучше всех в мире бросает КМ? — со смехом сказал он.

— Что означает КМ? — поинтересовался я озадаченно.

— Это первые буквы слов «коктейль Молотова» — так называют бутылку с зажигательной смесью. Обязательно найди меня.

Глядя на него, я никак не мог поверить в то, что он ходил в университет. Он молча смотрел на меня, думая: «Даже собака, живущая в храме, на третий год декламирует стихи о природе. Если я восстановлюсь, это будет третий курс», а затем улыбаясь добавил:

— Эй, не напрягайся, просто я надкусил хурму, которую не смог съесть [21].

— Я понял, — сказал я, улыбнувшись в ответ. — Если мне действительно некуда будет идти, я найду вас. Кстати, разве эту шутку можно использовать в такой ситуации?

— А что, нельзя? — продолжал шутить он. — Я тоже не понимаю: если в армии живот набивают перловкой, почему голова оказывается забита всяким дерьмом?

— Подождите минутку, — попросил я, вспомнив, что приготовил ему подарок.

Я открыл ящик небольшого металлического стола, стоявшего рядом с моей кроватью. Санитар поглядел на меня с недоумением.

— Это вам. Подарок в честь демобилизации.

Я передал ему памятные наручные часы с выгравированными на них птицей Феникс и именем Президента, полученные мной во время визита во дворец Чхонвадэ.

— Я тронут, аж до слез, — произнес санитар и горько улыбнулся.

— Если бы такие часы были у меня в то время, когда я был новобранцем, я мог бы обменять их в армейской столовой на печенье из креветок. Подобные часы надо носить в армии. На гражданке за них легко можно получить камнем по голове, — продолжал он с горечью шутить.

— Неважно, — сказал я, кажется догадавшись, что он имел в виду, — будете вы их носить или нет. Я просто хотел подарить что-нибудь, но ничего лучшего под рукой не оказалось.

— Ладно, спасибо и на этом. Ты тоже не скучай тут без меня. Надеюсь, что ты не совершишь глупости, вроде попытки самоубийства? Запомни, самоубийство — удел слабых духом и трусливых людей. Такие типы воображают себя породистыми псами, а выглядят как мерзкие шавки, от которых несет дерьмом. Возможно, они считают себя трагическими героями, но они не знают, насколько жалкими выглядят со стороны. Я буду молиться, чтобы тебя всегда освещало теплое солнце. Мы обязательно вскоре встретимся снова. А пока что — до свидания. — С этими словами он протянул мне руку.

Я крепко сжал ее. «Уже пора? — мелькнула грустная мысль. — Неужели мы действительно расстаемся?» Так в 1982 году проходила пятнадцатая зима в моей жизни, а мы стояли, держа друг друга за руки.

Репетиция началась после обеда, в три часа. Мальчик, первым вышедший на сцену, был гением скоростного чтения. Диктор-новичок, держа в руке микрофон, объявил начало репетиции. Зачитав комментарии в сценарии, он со словами: «Даже взрослому человеку потребуется минимум четыре дня, чтобы прочитать ее, мне кажется, что лучше использовать ее в качестве подушки» — протянул мальчику-суперчтецу толстую книгу с биографией американского президента Линкольна.

— NG! [22]— громко крикнул продюсер и с раздражением велел диктору, чтобы тот, раз уж работает дублером, не нес отсебятину, а строго придерживался того, что написано в сценарии.

Продюсер добавил, что вряд ли найдется человек, который одобрит то, что в телепередаче биографию президента Линкольна рекомендовали использовать в качестве подушки. Лицо диктора-новичка побагровело, атмосфера на сцене стала напряженной, повеяло холодком.

— Эту книгу ты сегодня видишь впервые, не так ли? — спросил диктор.