Чудо - Эмма Донохью Страница 10

– Это ботинки моего брата, – сказала Анна.

Ступни, лодыжки и икры сильно опухшие.

Неудивительно, что Анна воспользовалась оставленными эмигрантом ботинками. Может ли это быть водянкой, накоплением воды в тканях?

– Когда у тебя началось это с ногами?

Девочка пожала плечами.

Любопытно: в том месте, где чулки завязывались под коленками, остались вмятины. То же самое с пятками. Либ наблюдала такую отечность только у беременных. Подобно скульптору, ваяющему ребенка из глины, она медленно и твердо надавила пальцем на икру девочки. Отпечаталась вмятина.

– Тебе больно?

Анна покачала головой.

Либ уставилась на ногу, на которой остались вмятины. Возможно, это не очень серьезно, но с ребенком что-то не в порядке.

Либ продолжала осмотр, постепенно снимая с девочки одежду. Даже если Анна обманщица, нельзя мучить ее. Девочка дрожала, но не от смущения, а словно на дворе был январь, а не август.

Мало признаков созревания.

Анна скорее тянула на восемь-девять лет, а не на одиннадцать.

Прививка от оспы на предплечье.

Молочно-белая кожа Анны была сухой на ощупь, местами коричневатой и грубой. На коленках синяки, что характерно для детей. Но крошечные голубовато-красные пятнышки на голенях девочки – Либ никогда не сталкивалась с такими раньше. Она заметила на руках, спине, животе и ногах девочки тот же самый тонкий пушок – как у детеныша обезьяны. Присуща ли подобная волосатость ирландцам в целом? Либ вспомнила карикатуры из популярных изданий, изображающих их в виде пигмеев с обезьяньими повадками.

Либ пролистала свои записи. Несколько тревожных симптомов, но ничего, что соответствовало бы претенциозному утверждению О’Доннеллов о четырехмесячном голодании.

Ладно, где ребенок может прятать еду? В поисках потайных карманов Либ ощупала каждый шов платья и нижней юбки. Одежда была во многих местах заштопана, но аккуратно – пристойная бедность. Либ осмотрела все части тела ребенка, в которых можно было спрятать самые минимальные запасы, – начиная от подмышек до промежутков между опухшими пальцами ног. Ни крошки.

Анна снова принялась что-то нашептывать, опустив ресницы на щеки. Либ ничего не могла разобрать, за исключением много раз повторенного слова, звучавшего как… Доротея, вероятно? Католики всегда обращаются к посредникам, желая получить помощь от Бога в своих мелких делах. Наверное, существует святая Доротея?

– Что ты читаешь? – спросила Либ, когда ей показалось, что девочка замолчала.

– Молитву.

– Я догадалась. Какую молитву? – (Девочка покачала головой.) – Послушай, Анна, разве мы не хотим подружиться?

Либ сразу пожалела о выборе слов, потому что круглое личико осветилось.

– Мне бы этого хотелось.

– Я лишь спросила, какую молитву ты иногда читаешь.

– Об этом… не надо говорить, – ответила Анна.

– А… Значит, это тайная молитва?

– Личная, – поправила ее девочка.

Девочки – даже искренние – действительно любят секреты. Она вспомнила свою сестру, которая прятала под их матрасом дневник. Это не помешало Либ прочитать в нем все до единого слова.

Либ собрала стетоскоп и прижала его плоское основание к левой стороне детской груди между пятым и шестым ребром, а другой конец приложила к своему уху. Тук-тук, тук-тук. Сначала она прослушала мельчайшие изменения в тонах сердца. Потом в течение минуты отсчитывала пульс по часам, висевшим у нее на поясе. Затем сделала запись:

Пульс четкий, 89 ударов в минуту.

Это соответствовало ожидаемому диапазону. Потом Либ приложила стетоскоп к различным местам спины девочки и снова записала:

Легкие здоровые, 17 вдохов и выдохов в минуту.

Никаких хрипов Либ не услышала. Анна казалась здоровее многих своих соотечественников.

Усевшись на стул – мисс Н. отучала своих подопечных сидеть на кровати пациента, – Либ приложила стетоскоп к животу девочки, пытаясь уловить малейшее бульканье, которое выдало бы присутствие пищи. Попробовала другое место. Тишина.

Область желудочно-кишечного тракта твердая, похожая на барабан.

Либ легонько постучала по животу.

– Что ты чувствуешь?

– Полный живот, – ответила Анна.

Либ округлила глаза. «Полный», когда по звуку он совершенно пустой? Это что – вызов?

– Неприятно полный?

– Нет.

– Теперь можешь одеться.

Анна медленно и немного неловко оделась.

Говорит, что ночью спит хорошо, по 7–9 часов.

Интеллектуальные способности не нарушены.

– Ты жалеешь, что не ходишь в школу, дитя?

Девочка покачала головой.

Похоже, от избалованного ребенка О’Доннеллов не ждали помощи в домашней работе.

– Может быть, тебе нравится ничего не делать?

– Я читаю, шью, пою и молюсь, – спокойно проговорила девочка.

Конфронтация не входила в намерения Либ. Но по крайней мере, она может быть откровенной. Мисс Н. всегда рекомендовала быть откровенным, поскольку ничто так не подтачивает здоровье пациента, как неопределенность. Она могла бы сделать для Анны доброе дело, подавая ей пример искренности, высоко держа светильник, чтобы вывести девочку из дебрей лживости. Захлопнув записную книжку, Либ спросила:

– Знаешь, зачем я здесь?

– Не дать мне кушать.

Надо же было такое сказать!

– Вовсе нет. Моя задача – выяснить, правда ли, что ты голодаешь. Я бы очень обрадовалась, если бы ты стала есть, как другие дети, как все люди. – (Анна кивнула.) – Есть что-нибудь такое, чего тебе очень хочется? Бульон, пудинг с саго, что-то сладкое?

Либ говорила себе, что всего лишь задает ребенку вопрос, а не заставляет есть. Ведь это могло бы повлиять на результат наблюдения.

– Нет, спасибо.

– Почему нет, можешь объяснить?

Легкая улыбка.

– Не могу сказать, миссис… мэм, – поправила себя Анна.

– Это тоже личное?

Анна кротко взглянула на нее.

Хитрая, подумала Либ. Девочка, наверное, поняла, что любые объяснения выйдут ей боком. Скажи, например, Анна, что она слышала голос Создателя, велевшего ей воздержаться от пищи, она тем самым сравнила бы себя со святой. Если, с другой стороны, она стала бы бахвалиться, что поддерживает жизнь особыми естественными ресурсами, ей пришлось бы в интересах науки доказать это.

Погоди, мисси, скоро я тебя раскушу.