После бала - Энтон Дисклофани Страница 10

Я даже и не помню жизни без Томми. Куда я тогда девала свое свободное время?

По утрам я вставала в шесть, чтобы накормить Рэя перед работой. Конечно, Рэй и сам мог приготовить себе завтрак, но я пыталась прожить жизнь противоположно тому, как жила моя мама. Я встала, почистила зубы, уложила волосы в свободный пучок. Большинство женщин не позволяли своим мужьям видеть их без макияжа, но мне нравилось думать, что у нас с Рэем более высокий уровень отношений. Вставая, я похлопала Рэя по плечу. «Проснись и пой», – прошептала я, а затем ушла в комнату Томми. Он уже стоял в голубых штанишках в своей кроватке, ожидая, чтобы я взяла его на руки. Меня всегда умилял силуэт сынишки в тусклом утреннем свете. В этом возрасте Томми был очень ласковым, позволял мне тереться носом о его щечки, усыпать поцелуями его лобик; ему нравилось держаться за пояс от моего шелкового халата.

Ему уже пора было спать в нормальной кровати, но мне не хотелось перемещать его, пока он не заговорит. В этой кроватке ему было безопасней, ведь он пока не может позвать меня, если я понадоблюсь. Сегодня он положил свою теплую щечку на мое плечо и минуту мы просто неподвижно стояли. Наверное, это был один из немногих моментов спокойствия в этот день.

Рэй присоединился к нам уже в кухне, когда Томми сидел на своем детском стуле с тостом в руках. Рэй по очереди поцеловал нас в щеку и сел перед тарелкой, которую я поставила для него. А Томми, в свою очередь, вытянул руку, помахал ею и с ожиданием взглянул на Рэя. «Ну же, попроси», – думала я, но не произносила вслух. Я слышала, как другие матери говорят эти слова своим детям, правда, они говорили это детям, которые уже разговаривают. Но Рэй все понимал и просто положил немного яичницы и бекона на поднос на детском стульчике.

– Сиэла пригласила нас поехать в августе на озеро Клиар Лэйк, – сказала я.

– Целые выходные с Джей-Джеем.

Я улыбнулась:

– Там буду я. И Томми. И, скорее всего, другие пары.

Мы завтракали в приятной тишине, Рэй листал газету, выборочно читая новости вслух.

– Мы доели? – спросила я Томми, смачивая салфетку. – Да, доели, – ответила я же, вытирая его лицо. Он протянул руки, чтобы я вытерла и их. Эти жесты давали мне надежду.

Мы так привыкли к этому утреннему общению. Я не помню, чтобы мои родители когда-либо разговаривали целый час за чашкой кофе. Для меня было важно то, что мы с Рэем так легко коротаем время вместе. Все казалось другим в этом утреннем свете, даже этим утром, когда Джоан полностью сковала мой разум. Томми не пытался заговорить, даже не пробовал лепетать; казалось, ему было интереснее рассматривать свой стул, свои руки, птиц за окном, но не нас – что ж, он наш сын. Мы довольствовались тем, что он нам давал.

Даже сейчас я постоянно ждала звонка от Джоан. Слишком ли часто на этой неделе я звонила ей сама? У дружбы есть границы. Я знала это тогда и знаю сейчас. Одна женщина влиятельнее другой. Едва ощутимо. Иногда разница настолько большая, например, как у нас с Дарлин, что для близкой дружбы нет шансов. Но даже при таких глубоких дружеских отношениях, как у нас с Джоан, одной женщине это нужно чуть меньше, чем второй. Джоан никогда не ждала моего звонка. Если ей хотелось услышать мой голос, то она просто поднимала трубку.

На следующий день Дарлин перезвонила мне насчет встречи в Клубе садоводов – мы начинали планировать выставку азалий в следующем году, когда другие садоводы приедут в Ривер-Оукс и мы позовем их к себе в гости, – и умудрилась как-то так повернуть разговор, что в итоге пригласила меня встретиться вечером за коктейлем.

– Но сегодня будний день, – попыталась я отвертеться от предложения, стоя у телефона в кабинете Рэя. Это был не особо убедительный повод – мы часто развлекались по будням. Впрочем, я не особо переживала, если обижу Дарлин.

Я машинально достала с полки Рэя одну из книг. Биография Авраама Линкольна.

– Мария заболела и уехала домой. Да и неделя вышла очень загруженная. – В нашей компании я была известна тем, что никогда не смягчала удар, всегда говорила прямо, не волнуясь о чувствах других.

Джоан смешило, когда меня так характеризовали. Она говорила, что у меня самая ранимая душа из всех, и может, так и было, но все эти песни и танцы о тяжелой женской судьбе меня раздражали. Я просто устала; скоро проснется Томми после обеденного сна, а я пообещала ему прогулку в парке. И развлекаться за коктейлями – это последнее, что мне тогда хотелось.

– Правда? И у меня. У Джоан это, наверное, тоже очень загруженная неделя? – Ее голос был радостным. Я прекрасно представляла себе ее в этот момент: в трех милях от моего дома, в ее черно-белой гостиной, накручивающую телефонный провод на палец. Скорее всего, она одета во что-то белое; хотя она в этом и не признавалась, но дома любила подбирать наряды под мебель. Абсурд, но правда. И улыбается – да-да, она улыбается. Широко, как Чеширский кот. Потому что она поймала меня.

Через полтора часа, после поспешной прогулки в парк, где Томми, позволив качать его на качели, смотрел, как играют остальные дети, Дарлин сидела в моей гостиной, на месте Джоан на моем любимом оранжевом диване, который мне сделали на заказ в Нью-Йорке.

Рэй, рано вернувшись с работы, на улице жарил стейки на гриле. Когда я сказала ему о визите Дарлин, что меня отнюдь не радовало, он пожал плечами и приготовил мне коктейль с джином.

Я видела его из окна. Он насвистывал мелодию – я даже догадывалась какую. Томми тихо играл с деревянным поездом, который он повсюду носил с собой. Сын не выпускает из рук этот поезд аж с декабря, когда родители Рэя подарили его ему на Рождество. Родители Рэя – добрые люди, но преданы были его сестре, Дэбби, которая жила в Талсе со своими четырьмя детьми, каждый был старше другого всего на год, и чем младше, тем более светловолосый. Мы виделись с ними всего раз в год, на Рождество. Я никогда не была у Дэбби дома, но в моем представлении он был таким же скучным и идеальным, как и сама Дэбби. Изначально было понятно, что Бьюкенены-старшие посвятят себя Дэбби, а не Рэю и уж тем более, разумеется, не мне. Они следовали старому доброму правилу: после свадьбы дочки оставались верными матерям, в то время как сыновья посвящали себя женам.

Нас ждал коктейль в хромовом шейкере, а также блюдце с крекерами, солеными огурцами и сыром. У меня был новый коктейльный набор от Рассела Райта [2], низкие стаканы которого украшали рубиновые и золотистые узоры, но я не стала доставать его для Дарлин, а поставила обычный набор – решила не выделываться. Хотя Дарлин, в отличие от Джоан, наверняка оценила бы тот, модный.

Я встретила Дарлин у входа, и вот она сидит передо мной. На ней узкие белые капри и белая блуза без рукавов; ее маленькие глаза-бусинки щедро подведены темной пудрой, а щеки подкрашены румянами. Я никогда не видела Дарлин без макияжа. Она относилась к тем женщинам, которые по утрам, пока их мужья спали, первым делом наносили макияж.