Нога судьбы, пешки и собачонка Марсельеза - Александра Николаенко Страница 10

Разбуженное Антоном Павловичем утро вползло в кабинет утопленником.

Вдова утопшего горько всхлипывала за стеклом. Северный ветер трепал на вдове траурные одежды. Лицо несчастной было неразличимо в сыром тумане.

Бедная женщина билась лбом о карниз. И стучала по стеклу кулаками. Слезы покинутой разбивались о стекла, стекали ручьями, гудели в воронке дождевого стока и, пенясь, выплескивались в колодец двора.

Над струнами электрических проводов ветер проносил голубей. На крестах телевизионных антенн сидели мрачные галки. Скрипели качели. Из мутных луж всплывали и лопались пузыри. Пластмассовый грузовичок с оторванным верхом боролся с девятым валом.

Оранжевый детский совочек, прибитый течением к подъезду, сорвался и помчался, опережая шипящие гребни, в сторону канализационного люка…

Впустив весеннее утро, Антон Павлович, бодро насвистывая «Любви пришедшей грезы…», прошел к шахматной доске, с удовольствием провел взглядом вдоль ровно выстроившихся перед ним шеренг, подправил мизинцем на клетке чуть ровнее Вениамина Александровича, пощекотал друга детства за подбородок и, продолжая насвистывать, отправился умываться и завтракать.

Свист Антона Павловича – «Мне с лепестков роса в власа роняла слезы…», – похожий на скрип осенней калитки, выпью пронесся по просторным сумеречным коридорам квартиры и просочился под дверь спальни Людмилы Анатольевны.

Людмила Анатольевна в ужасе распахнула глаза, увидела седой потолок и услышала шаги мужа.

«Пурпурный шелк зари на кудри мне роняя…» – пронзительно свиристел лысый Антон Павлович за несущей перегородкой гостиной.

Людмила Анатольевна бросила недоверчивый взгляд на табель электронных часов. Часы указывали половину шестого субботнего утра.

Муж свиристел.

«Спятил он там, что ли?» – с неприязнью подумала Людмила Анатольевна, у которой от свиста мужа тут же подскочило давление и зачесалось в ушах.

«Пришел восторга час, и с завести-ю звезды…» – откликнулся из-за перегородки муж.

Людмила Анатольевна была не молода. Она давно уже вставала с хрустом, колотьем в боку и стонами. Проснувшись, любила полежать в тишине, отходя от сна, распрямляя колени и собираясь с силами.

Тем временем свист за стеной внезапно оборвался звонким фарфоровым лязгом и был мгновенно подхвачен воем Мерсью.

– Ах, черт тебя возьми! Собака! – сказал Антон Павлович сердито, и Людмила Анатольевна вскочила с постели, совершенно забыв про давление и колотье в боку.

Людмила Анатольевна любила мужа. Однако значительно больше мужа Людмила Анатольевна любила кофейный сервиз «Чайный».

Любимый сервиз был с изящным молочничком, крошечным кофейничком и толстенькой, на крученых ножечках сахарничкой.

Венцом сервизу служил комплект из шести тончайших лазурных чашечек на шести лазурных блюдечках, с коралловыми розочками и золотой каемочкой с краюшку.

Вдребезги разбив лазурную чашечку с коралловой розочкой и золотой каемочкой, Антон Павлович замер, тревожно озираясь и прислушиваясь. Он совершенно точно знал, что будет ему за лазурную чашечку с коралловой розочкой и золотой каемочкой с краюшку.

«Мамочки, я пропал!» – не зная, как спастись от возмездия и стоит ли заметать черепки в совок, думал он.

«Быть может, она захочет похоронить проклятые черепки на даче?» – думал он.

«Скажу, что это не я!» – думал он, глядя сверху вниз на глядящую на него снизу вверх Марсельезу Люпен. Преданная собачонка ради хозяина была согласна на все. Однако добрая Марсельеза никакими усилиями любви не могла бы допрыгнуть вместо Антона Павловича до верхней полки запертого Людмилой Анатольевной на золотой ключик буфета. И открыть его…

Людмила Анатольевна влетела на кухню разъяренным вепрем. Неумытая и непричесанная, со сверкающим, непримиримым взглядом она была страшна.

Антон Павлович попятился.

– Ты! – сказала мужу жена, не находя для него иных слов.

– Ты!.. – повторила она, опускаясь на колени перед черепками разбившегося о кармическое кухонное покрытие счастья.

– Ты… – собирая черепки в ладони, сказала Антону Павловичу жена.

И больше жена ничего не сказала мужу. Впрочем, сказанного Людмилой Анатольевной было вполне достаточно для того, чтобы Антон Павлович почувствовал себя полностью уничтоженным.

Униженный и растоптанный, поникший и презираемый, так и не попив кофейку из лазоревой чашечки с золотой каемочкой, Антон Павлович, больше не чувствуя юношеской легкости в душе и ступнях, поплелся к себе.

В квартире наступило утреннее субботнее безмолвие. В каждой комнате сонно тикали часы. Журчало в бачке. Дождливые слезы стекали по оконным стеклам, капая на карниз.

Всхлипывала над черепками Людмила Анатольевна.

Внезапно она перестала всхлипывать и, тревожно сомкнув брови в одну, обернулась к кухонной перегородке. Из-за нее, едва различимый, похожий на вой ветра в мусорной трубе, вновь доносился ненавистный свист мужа.

«Среди пустынной тьмы, как наново рожденный…» – свистел негодяй.

Людмила Анатольевна выронила черепки.

Запершись в кабинете, Антон Павлович пошел женой, Ф48-Ь4, объявляя белому Кре1 шах.

– Ты! – противным голосом Людмилы Анатольевны сказал Антон Павлович белому королю.

– Ты… – противным голосом Людмилы Анатольевны с угрозой повторил Антон Павлович.

– Ты!.. – добил белого короля противным голосом Людмилы Анатольевны Антон Павлович, после чего, переместившись на белый фланг, благополучно убрал себя с бьющей линии Kpe1-f1 и с удовольствием засвистел:

– Это май баловник, это май ча-а-ро-дей… Веет нежным своим опахалом!.. – сменив репертуар, блеял Антон Павлович из-под кабинетной щели, когда Людмила Анатольевна, застегнув на серой шейке Марсельезы Люпен Жирардо сверкающий стразами ошейник, волокла упирающуюся собачонку мужа к входной двери.

Собака Райского безмолвно боролась; стиснув челюсти и сверкая глазами, мерзавка впивалась в ножки банкеток, сворачивалась на полу креветкой и, проскользив в таком положении еще немного, застревала под мебелью.

Людмила Анатольевна удвоила усилия и, намотав собачонку на рулетку, с силой подсекла.

Марсельеза взлетела, в полете трансформируясь в вихрь, пыльным клубком прокатилась по подзеркальнику, сбив «Хрустальную арфу 1999», полученную Антоном Павловичем за роман «Заволжские хмари», и подбитой молью пала к ногам хозяйки.