Марли и мы - Джон Грогэн Страница 10

Через пять минут Дженни действительно вернулась с маленьким пакетом в руках. Как только мы отъехали с автостоянки, Марли вклинил свои плечи между ковшеобразными сиденьями нашего маленького хэтчбэка, балансируя передними лапами на консоли и тыкая носом в зеркало заднего вида. На поворотах он падал, ударяясь грудью о ручник, но после каждого падения, беззаботный и еще более счастливый, чем когда-либо, снова взбирался на свой насест.

Через несколько минут мы уже были в ванной комнате у себя дома и раскладывали оборудование стоимостью $ 8,99 на краю раковины. Я прочел инструкцию вслух.

– Отлично, – сказал я. – Здесь сказано, что тест определяет беременность с точностью до 99 %. Сначала тебе нужно пописать в этот стаканчик.

Далее следовало погрузить тонкую пластиковую тест-полоску в мочу, а затем в маленький пузырек с раствором, входивший в комплект.

– Пять минут в стаканчике с мочой, – продолжал я руководить процессом, – и 15 минут в растворе. Если полоска посинеет, то ты на самом деле залетела, малышка!

Мы подождали первые пять минут. Потом Дженни опустила полоску во второй раствор и сказала:

– Нет, я не могу на это смотреть.

Мы пошли в гостиную и немного поговорили, оба делая вид, что ожидаем чего-то столь же малозначимого, как, например, закипание воды в чайнике.

– Ну, как там наши дельфины? – попытался я пошутить, хотя У меня засосало под ложечкой, а сердце колотилось так, будто хотело выскочить из груди. Если результат будет положительным – опа, наша жизнь изменится раз и навсегда! Если же он будет отрицательным, это подкосит Дженни, и – до меня только начало доходить – пожалуй, и меня тоже. В общем, звонка таймера мы ждали целую вечность.

– Ну вот, наконец-то, – сказал я. – Что бы там ни было, ты знаешь, я люблю тебя.

Я зашел в ванную и вынул полоску из пузырька. Она была синей, в этом не было ни малейших сомнений. Такой же синей, как океанские глубины и униформа британских моряков. Именно синей, и никакой другой.

– Поздравляю, дорогая! – сказал я.

– О боже, – произнесла она, бросаясь ко мне в объятья. Мы стояли около раковины с закрытыми глазами и обнимались.

Вдруг я почувствовал, что кто-то трется о наши ноги. Я посмотрел вниз и увидел Марли, ерзающего, трясущего головой, бьющего хвостом о дверь бельевого шкафчика так сильно, что только чудом на ней не оставались вмятины. Когда я наклонился к нему, чтобы погладить, он отскочил. Ой-ой. Это была «мамба Марли», которая могла значить только одно.

– Ну, что у тебя там на сей раз? – начал я свою охоту. Он вприпрыжку убежал от меня в комнату. Когда же я окончательно загнал его в угол и разомкнул челюсти, то сначала ничего не заметил. А потом у основания языка, у самого горла я заметил нечто, готовое уже соскользнуть вниз. Тонкое, длинное, плоское. Синее, как океанские глубины. Я просунул руку в пасть Марли и достал наш положительный тест на беременность.

– Вынужден тебя разочаровать, приятель, – твердо сказал я, – но эта полоска потребуется нам для семейного альбома.

Мы с Дженни рассмеялись, и этот смех не прекращался еще долго. Мы здорово повеселились, пытаясь угадать, что подвигло его стащить полоску. «Гмм, если я уничтожу улики, они наверняка забудут об этой маленькой неприятности, и мне не придется делить мой дом еще с одним человеком».

Затем Дженни взяла Марли за передние лапы, так что он поднялся на задние, и закружилась с ним в танце по комнате. «Ты станешь дядей», – радостно напевала она, и Марли ответил ей своим фирменным способом: он раскрыл пасть и лизнул ее большим мокрым языком прямо в губы.

На следующий день Дженни позвонила мне на работу, и ее голос звенел от радости. Она только что вернулась от врача, который официально подтвердил результаты нашего домашнего теста.

– Он сказал, что все в порядке, – прощебетала она. Накануне ночью мы изучали календарь, пытаясь вычислить дату зачатия. Дженни побаивалась, что несколько недель назад, когда мы буквально в истерике уничтожали блох, она уже была беременна. А в таком положении взаимодействие с пестицидами не могло хорошо сказаться на ее здоровье, не так ли? Она задала этот вопрос доктору, но тот ответил, что волноваться не о чем. Просто не надо больше использовать химикаты. Врач выписал витамины для беременных и велел через три недели прийти на УЗИ, которое позволит нам впервые увидеть крошечного зародыша, выраставшего в животе Дженни.

– Он хочет, чтобы мы непременно сняли это на камеру, – сообщила она, – потом останется на память.

Я сделал соответствующую пометку в ежедневнике.

Жители Южной Флориды скажут вам, что в этом регионе есть все четыре времени года. Похожие друг на друга, конечно, признаются они, но все же разные. Не верьте им. На самом деле времен года здесь только два: одно из них теплое и сухое, другое – жаркое и влажное, причем переходного периода между ними практически нет. Так вот, когда в очередной раз неожиданно началась тропическая жара, в один прекрасный день мы поняли: наш щенок больше не щенок. Так же стремительно, как зима перешла в лето, Марли превратился в неуклюжего молодого пса. Уже в пять месяцев он вырос настолько, что все мешковатые морщинки на его казавшейся слишком большой шкуре разгладились. Его несоразмерно большие лапы перестали быть столь комично непропорциональными. Его острые, как иголочки, детские зубки превратились в грозные клыки. Несколько движений челюстями – и Марли мог запросто уничтожить пластиковый диск фризби или новую кожаную туфлю. Тембр его лая стал глубже и напоминал устрашающий рокот. Когда он становился на задние лапы, переступая, словно танцующий медведь в русском цирке, что случалось часто, он мог спокойно положить передние лапы мне на плечи и посмотреть прямо в глаза.

Ветеринар, когда впервые увидел Марли, присвистнул и сказал: – Вы взяли отличного пса!

Так оно и было. Марли вырос, стал красивым представителем своей породы, и я чувствовал себя обязанным довести до сведения сомневающейся мисс Дженни, что наш пес оказался достойным официального имени, придуманного мною. Имя Великолепный Марли Черчилльский, собственность Грогэнов, проживающий на Черчилльроуд, прекрасно передавало все великолепие оригинала, по крайней мере, когда он прекращал играть с собственным хвостом. Временами, когда Марли удавалось потратить всю свою энергию до последней капли, он ложился на персидский ковер в гостиной, греясь в лучах солнца, проникавших сквозь жалюзи. В этот момент пес напоминал нам египетского сфинкса: поднятая голова, нос блестит, лапы скрещены.

Мы были не единственными, кто заметил происшедшие с Марли изменения. Видя, как незнакомцы уступают ему дорогу, как отскакивают, когда он бежит мимо, мы поняли, что люди перестали принимать его за безобидного щенка. Марли стал грозой чужаков.

В нашей парадной двери было маленькое вытянутое окно (10х20 см), расположенное на уровне глаз. Поскольку Марли обожал компании, то, как только раздавался звонок в дверь, он, как ураган, несся через весь дом в прихожую. Его заносило на деревянном полу, он сбивал ковер и скользил, не останавливаясь, пока не врезался с громким глухим стуком в дверь. Затем он вставал на задние лапы, начинал громко лаять и заполнял своей огромной головой все окошко, чтобы посмотреть в лицо тому, кто находился по другую сторону двери. Марли, видимо, считал себя членом организации Welcome Wagon, представители которой обычно приветствуют вновь прибывших и дарят им сувениры, и для него встречи с незнакомцами, без сомнения, были радостным событием. Но коммивояжерам, почтальонам, да и всем гостям, не знакомым с Марли лично, казалось, что это сенбернар Куджо спрыгнул со страниц одноименного романа Стивена Кинга, и теперь лишь входная деревянная дверь отделяла их от встречи с беспощадной тварью. Уже не один посетитель, позвонив в нашу дверь и неожиданно увидев перед собой огромную морду лаявшего Марли, в ужасе ретировался на середину подъездной дорожки, где и ожидал появления хозяев.