Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта - Андрей Степанов Страница 10

Вдохновенный Синькин сам не знал ответа на этот вопрос. Он уже хотел сказать «к едрене Матрене», как вдруг очнулся губернатор.

– В Нью-Йорк?! – выпалил он.

– Бинго! – подхватил куратор. – А куда же еще? Приземлимся в Центральном парке, раскинем музей-шапито и покажем Соломону Гуггенхайму матку Кузьмы!

Толпа стала уменьшаться в размерах, стремительно превращаясь в абстрактную картину на стене кабинета.

Наваждение кончилось.

– Тебе плохо, что ли? – заботливо спросил Кондрат, протягивая новому другу стакан воды.

– Нет, все о’кей, – собрал волю в кулак разведчик.

– Тебе бы, Андрюша, еще коньячку хлебнуть. Со здоровьем-то не шути.

На этот раз губернатор не стал звать секретаршу. Он открыл ящик стола и извлек оттуда бутылку «Hennessy 44 Limited Edition».

– А, обамовка, – усмехнулся Синькин, взглянув на этикетку. – Но мы лучше не за него, мы за тебя выпьем. Служи подольше!

Проглотив напиток, он откусил половину шоколадки, прожевал и спросил словно невзначай:

– А кстати, ты сам-то как думаешь: лет десять еще просидишь?

– Кто же это может знать? – пожал плечами Детка. – Но при нынешних раскладах, если все по плану пойдет, я и двенадцать просижу. А что?

– А вот что. Ты учти, что через десять лет из ста крупных городов в стране останется всего пять.

– Это еще почему?

– Так жизнь устроена: одним время тлеть, другим – цвести. Закон Пушкина. У тебя сколько народу в прошлом году уехало?

– Двенадцать тысяч.

– Вот. Значит, действует закон Пушкина.

– Интересный закон.

– Интерес твой состоит в том, чтобы город Попрыжополь неуклонно развивался, население его увеличивалось, а ты бы сидел в этом кресле вечно, как статуя фараона.

– И что, по-твоему, надо для этого делать?

– Меня слушаться.

Когда допили коньяк, губернатор сказал, одолевая шум в голове:

– Ты, Кондратий, конечно, наглец, но твоя идея культурной столицы мне почему-то нравится. Видимо, оттого, что это мне по профилю. Я в прошлом… ну, скажем так, имел отношение к искусству. Но только это секрет, ты смотри, никому ни-ни.

– Могила! – приложил обе руки к брюху Синькин.

– Идея мне, повторяю, нравится, и надо дать тебе шанс. Однако есть сомнение. Вот скажи: зачем нам приглашать варягов? Можно же сэкономить. Тут полным-полно деятелей каких хочешь искусств. Целое отделение Союза художников. Председатель – Редька Геннадий Андреевич, мы с ним встречались недавно. Крепкий такой старик. С виду кремень, но с хорошим чувством юмора. Ты, говорит, почти дедка, я почти репка, боюсь, как бы нам сюда не прислали еще бабку, кошку и мышку.

– Старик беспокоится правильно. Считай, что кошка у вас уже есть. – Синькин посмотрел в упор на Андрея Борисыча, а потом вдруг фыркнул и залился хохотом: – Ой, не могу!

Не в силах усидеть в кресле, он даже прилег на стол от смеха.

– Деятелей искусств у него тут, говорит, полно. Ой, не могу!

Смех у куратора был такой заразительный, что бывший разведчик чуть было не улыбнулся в ответ и только в последний момент усилием воли сумел сжать губы в куриную гузку. Отсмеявшись, галерист вытер глаза, надел свои круглые очки и наставительно молвил:

– Запомни, Андрюша, что я тебе скажу по поводу Прыжовского отделения Союза художников. Нельзя следовать за баранами. Баранов надо вести.

– Куда вести?

– А то ты не знаешь, куда ведут баранов. Сперва на пастбище. В общем, насчет местных живописцев ты не волнуйся. Через неделю прилетят из Москвы и бабка, и внучка, и сучка, и целая бригада креативных мышек. И если твой Репка вздумает оказать сопротивление инновациям в культурной политике, то мы его вытащим из бюджета и схарчим с подсолнечным маслом.

Губернатор встряхнулся, сжал губы еще крепче, чем обычно, и, пристально глядя на собеседника, спросил:

– А ты не слишком тут раскомандовался?

– Да вроде нет, – пожал плечами Синькин.

– Послушай, Кондрат. Чтобы мы с тобой могли эффективно работать, ты должен усвоить одну важную вещь: конфронтации мне не нужны, и чувств ничьих оскорблять не надо. Я за мирное сосуществование. Так что придется тебе подыскать прыжовским художникам место в нашем проекте. Короче, у меня к тебе личная просьба: сходи к ним с открытым забралом, о’кей?

– Конфронтация, Андрюша, это всего лишь бесплатная реклама, и бояться ее нечего. Но если ты просишь, почему не сходить? Схожу, по душам поговорю. Ты, главное, не волнуйся. Я тебя буду слушаться, ты меня будешь слушаться, народ нас будет слушаться – и все у нас получится. Станешь ты любимцем партии и культовым губернатором. Ну, договорились? По рукам?

– По рукам, – ответил Андрей Борисыч, но руки не протянул. Он замер, уставившись в одну точку на столе, а потом вдруг резко поднял голову и спросил, как выстрелил: – А почему культура, а не спорт?

Синькин ответил мгновенно, словно ждал этого вопроса:

– А потому что в шесть раз дешевле. Расчеты показать?

И потянул из-за пазухи папку с медведем.

– Ладно, не надо. – В голосе Детки послышалось уважение. – Верю.

Он снова помолчал, а потом сказал раздумчиво:

– Надо бы еще нового министра культуры назначить.

– И насчет этого, Андрюша, не волнуйся. Я подыщу. Тут главное – чтоб не мешал. Не дай бог гадить начнет. Надо такого… без инициативы.

– Ну ладно, ищи. Доверять так доверять.

Губернатор допил последние капли коньяка, встал и официальным тоном, хотя и чуть запинаясь, произнес:

– Полагаю н-необходимым развивать в крае с-совриск и принимаю вас, товарищ Синькин, на государственную службу в должности директора краевого арт-центра. Подчиняться будете лично м-мне, с другими руководителями – ни-ни! Никаких контактов, чтоб соблазна не было. Считай, Кондрат Евсеич, что мандатную комиссию ты прошел.

Договор был скреплен рукопожатием. Прощаясь, губернатор задержал руку нового арт-директора в своей и сказал с неожиданной теплотой в голосе:

– А знаешь, Кондраша, ты бы у нас в конторе далеко-о пошел…

– В какой еще конторе? – не понял Синькин.

Детка замолчал и, поджав губы, прищурился.

– А-а!.. – дошло до Синькина. Он тоже сжал губы, сузил голубые глаза до щелочек и тихо ответил: – А ты не думал, Андрей, что я в ней и так далеко пошел?

Губернатор выпрямился, и его рука сама потянулась отдать честь. Щелкнув в ответ каблуками ковбойских сапог, Кондрат Синькин сделал поворот налево кругом и вышел из кабинета.

Мухин допивал уже пятую кружку, а Пикус все еще мучился с первой. Публика в «Кетчупе» успела несколько раз смениться, и только компания художников за соседним столиком продолжала пить и беседовать, никуда не торопясь.