Англичанка на велосипеде - Дидье Декуэн Страница 10

Вечером, если Гудзон скует льдом, отплытие задержится, возможно, на целые сутки, однако две тысячи пассажиров смогут с комфортом разместиться на борту судна, где им будут предложены закуски и развлечения, словно «Сити оф Пэрис» [23], один из самых больших и быстроходных лайнеров своего времени, с пятью палубами и двумя дымовыми трубами, уже находился в открытом море.

Логически рассудив, что сиротские приюты, скорее всего, обретаются в самых бедных нью-йоркских кварталах, Джейсон Фланнери и Эмили направились в Нижний Ист-Сайд.

По дороге им встречались люди, которые прорывали в сугробах что-то вроде ям, куда закладывали деревяшки и всякий мусор, а затем все это поджигали, чтобы растопить снег.

Чтобы спросить дорогу, Джейсон заглянул в один из полулегальных игорных домов, которые росли тут как грибы; за два цента там можно было получить порцию желтоватой жидкости, в которую содержатель притона добавлял какое-то вещество, что делало ее пенной и хотя бы с виду похожей на пиво.

Ему пришлось выпить этого фальшивого пива на десять центов, что соответствовало примерно пяти пинтам, когда наконец в одном из притонов на углу Бауэри-стрит итальянец в рубахе с пышными рукавами и в широких подтяжках сказал, что на Уорт-стрит в здании под номером сто пятьдесят пять находится «Дом промышленности квартала Файв-Пойнтс», одна из самых действенных и заслуживших всеобщее признание благотворительных организаций, которая занимается воспитанием беспризорных детей. По словам итальянца, приют размещался в прекрасном шестиэтажном особняке, где помимо школьных занятий девочек обучали шитью, а мальчиков — сапожному делу.

Вот уже семь или восемь лет приют «Файв-Пойнтс» специализировался на приеме в свои ряды маленьких азиатов, чьи родители, ставшие жертвами «Акта об исключении китайцев» [24], запретившего въезд в страну китайским наемным рабочим, покинули Калифорнию, куда когда-то приплыли.

— Ваша девчонка — китаянка, так что ее примут без лишних разговоров.

— Нет, она не китаянка.

— Какая разница, похожа на китаянку, и ладно. Напяльте на нее халат, расшитый драконами, — и дело в шляпе. Все это вы найдете у Вонга в лавчонке на антресолях, двумя улицами ниже Бауэри-стрит. Да халат-то выберите голубой, и чтоб драконы желтые, — прибавил итальянец, оглядев девочку с видом знатока.

И верно, девочка с черными густыми волосами, круглым личиком и слегка раскосыми глазами вполне могла сойти за китаянку.

Но китаянка или не китаянка, а только Эмили еще не исполнилось шести лет, но даже если бы и исполнилось, что, кстати, не было настолько невероятным, если обратить внимание на ее взгляд, порой не по-детски зрелый, все равно у Джейсона не имелось документов, чтобы это подтвердить. Дело в том, что организации, ответственные за выживание и образование уличных детей, не были приспособлены для ухода за такими малышами.

У Джейсона еще оставалось немало времени до того, как он должен был подняться на борт «Сити оф Пэрис», и поэтому он решил не отчаиваться и обратиться в другие благотворительные учреждения, которые имелись на каждой здешней улице.

Большинство занималось формированием «сиротских поездов», которые транспортировали беспризорников в сельскую местность Среднего Запада. Эта форма надзора за сиротами имела успех. Ребята были рады обрести новые семьи, а те, в свою очередь, с удовольствием получали в их лице дармовых помощников (на первых порах работавших с большим рвением).

Часто потенциальные приемные родители писали в приюты, выражая свои пожелания:

С радостью возьмем в семью белокурую голубоглазую девочку, которая станет нашим домашним ангелом, но в то же время этот ангел не должен быть слишком хрупким, ведь ему понадобятся силы для прополки люцерны, дойки коров и заготовки кукурузы на силос. Если не найдется блондинки, будем рады и крепенькой брюнетке…

Причиной этого энтузиазма была не только выгода от участия приемыша в полевых работах: на фермах Миннесоты (и не только) хозяева и работники ели за одним столом, и фермеры предпочитали видеть напротив себя приятную мордашку девочки или мальчугана, а не насупленную физиономию пожилого батрака, вечно всем недовольного — условиями труда, климатом, зарплатой, жильем, кормежкой или вздорным нравом хозяйки.

Но Эмили не была белокурой, да и «крепенькой» тоже.

Дамы-благотворительницы в жилетках цвета сливы и черных галстуках только сочувственно качали головой.

Это притворное сострадание напомнило Фланнери время, впрочем, совсем недавнее, когда они с Флоранс обивали пороги лондонских журналов в надежде продать фотографии. Но его снимки не отвечали требованиям журналов, это было совсем не то, чего они хотели, — слишком уж они были «интимные», ориентированные на индивидуальность, выражение лица и выразительность взгляда. Все это, по мнению редакторов, представляло интерес лишь для живописи, а фотография была обязана смотреть на мир шире, охватывая все его многообразие: толпы людей, шествия под знаменами, митинги с плакатами, многолюдные праздники, возможно, даже казни (при условии их публичности, разумеется, и желательно в экзотической обстановке), шумные чествования, свадьбы, но уж никак не портрет девочки-нищенки с соплей под носом, забившейся в подворотне в ожидании открытия ночлежки, чтобы получить полфунта хлеба, оскребки сыра да кружку холодной воды, — а ведь это была любимая фотография Джейсона Фланнери, единственная, на которой он, взяв тоненькую кисточку, белой гуашью вывел свое имя.

Уже совсем стемнело, когда сестры-благотворительницы Нью-Йоркской больницы подкидыша, разместившейся в величественном шестиэтажном здании на углу Восточной 68-й улицы и Лексингтон-авеню, наконец согласились взять Эмили на свое попечение.

Если уж им не удастся быстро довести ее до кондиции и отправить на «сиротском поезде» в качестве «крепенькой брюнетки», ее оставят в больнице, где она будет помогать работницам в стирке и починке белья других детей. А то, что она не говорит по-английски, даже хорошо: по крайней мере, хоть не будет надоедать персоналу глупым нытьем.

Джейсону Фланнери пришлось вывернуть карманы наизнанку, чтобы достойным образом отблагодарить милосердных покровительниц больницы подкидыша.

Потом, рассудив, что момент для фотографирования Эмили с ползущей по щеке глицериновой слезой все равно упущен, поскольку щека эта стала слишком чистой, слишком выдраенной, и что все равно света уже недостаточно для работы с камерой, Джейсон церемонно распрощался с монахиней, принявшей девочку, в последний раз посмотрел на Эмили, мысленно пожелав ей удачи, не очень, впрочем, в это веря — но ведь он сделал для нее все, что мог, — и не без удовольствия вышел на заметенную снегом улицу, чувствуя себя свободным как птица.