Рыжий бродяга Тоби. Кот, подаривший утешение в самые трудные дни - Селия Хаддон Страница 10

После кошачьей мяты они не устраивают драк. Этих животных не тошнит. Они не валяются в канавах. Кошки потребляют наркотики цивилизованно, просто для расслабления.

В отличие от наркоманов и алкоголиков, домашние любимцы не жалуются на жизнь. Сочувствие к себе им неведомо. Кошки не обвиняют весь мир в своих несчастьях.

Разве не очевидно, что спасать таких животных гораздо приятнее, чем людей?!

Кошки делают все для своего выживания. Даже в самых экстремальных обстоятельствах они сохраняют привязанность к человечеству, которое так плохо с ними обращается.

Вот взять хотя бы Тоби. Когда я хватала его и запихивала в переноску, кот ни разу не укусил и не оцарапал меня, хотя явно находился в ужасе от всего происходящего.

Когда я спасала несчастных мужчин, я не понимала, как легко и приятно заменить их кошками. Даже когда я вышла замуж за Ронни, а его-то спасать не пришлось, и научилась не спасать людей, я все еще не испытывала к этим животным никакой симпатии. Когда в подвал лондонского дома провалился маленький черный котенок, я просто вытащила его и отнесла в местный приют для котиков. Мне даже в голову не пришло оставить малыша у себя. Я ни разу не поинтересовалась, какой была его судьба. Я сделала минимум возможного для этого существа, а ведь в 70-е годы кошачьи приюты просто-таки наводняли бездомные животные. Может, малыш так и не нашел себе дом.

Думаю, подобное безразличие было связано с собственной зависимостью от алкоголя. Пьянство порождало эгоизм, и это состояние усиливалось с каждым днем. Алкоголь захлестывал меня с головой. В жизни не осталось места для увлечений и интересов – одна лишь бутылка. Спиртное заглушило даже мою страсть к спасению всех и вся. Я работала и пила.

Конечно, я в этом себе не признавалась. Обычно твердила: «Я много работаю, и мне нужно как следует расслабиться», этими словами пытаясь оправдать свое поведение. Я не понимала и не хотела понимать, что делает со мной спиртное. Болезненные зависимости – единственные болезни, не позволяющие понять, что с тобой происходит.

Естественно, так жить нельзя. Я уже была замужем за Ронни. Он – моя самая большая любовь. Мы решили начать нашу совместную жизнь с отпуска на Кипре. Но поначалу складывалось все неважно: я забыла, что потеряла паспорт.

– Я знаю, ты взял билеты, но мне, наверное, не удастся поехать, – призналась я. – Я забыла оформить новый паспорт.

Для Ронни не было ничего невозможного. С неподражаемой уверенностью он заявил:

– Я попрошу министерство иностранных дел срочно выдать тебе новый. У нас есть несколько часов до отлета.

Я не могла поверить в то, что это возможно.

Через час, когда муж кому-то позвонил, мы уже подъезжали к паспортному департаменту Вестминстера.

– Мисс Хаддон – моя помощница, – объяснил Ронни молодому чиновнику министерства, в тот вечер дежурившему в отделе экстренного оформления документов.

Я не стала спрашивать Ронни, как ему удалось добиться этого приема, ведь офис был уже закрыт. Мы сидели, и я старалась не хихикать. Молодой человек куда-то ушел, а вернулся уже с моим паспортом. На следующий день мы были в отеле Ledra Palace в Никосии, пили виски, хохотали, плавали и занимались любовью.

Я любила Ронни за его потрясающую возможность проникать туда, куда никто попасть не может, за эту отличительную особенность отличного журналиста. Я любила его за смелость. Ронни долго был военным корреспондентом. Он работал под пулями и снарядами. Однажды моего мужа даже похитили алжирские террористы и заперли в каком-то гараже.

– Я думал, что меня убьют, – рассказывал Ронни. – Мне удалось их уговорить. Я отдал им все деньги, какие были.

Потом он спокойно вернулся в отель и передал статью в газету. Тогда все передавали по проводам. Про историю с террористами Ронни упомянул лишь вскользь, а ведь мог показать себя в наилучшем свете.

Может, здесь сыграло роль то, что в годы Второй мировой войны муж был морским пехотинцем. С юности Ронни считал недостойным хвалиться собственным мужеством. Он предпочитал подшучивать над такими историями. Некоторые журналисты с гордостью рассказывали о том, как вокруг них падали бомбы и снаряды, но большинство военных репортеров согласятся, что такое поведение недостойно хорошего корреспондента. Представители этой профессии погибали в горячих точках, хотя, конечно, их работа отличалась меньшей опасностью, чем у солдат и офицеров. Трое наших друзей погибли на разных войнах. Я любила Ронни за его смелость.

Я любила мужа за остроумие и умение рассказывать истории. Ронни был дивным рассказчиком. Я просто не могу рассказывать те же самые истории так, как это делал он. Ронни часто заставлял меня по-настоящему хохотать, почти до слез.

Если в мире была счастливая женщина, то это я. Я любила мужа. Он любил меня.

Мне нравилась работа в глянцевом журнале. У меня были друзья и деньги. Да, у меня не было детей и кошек, но многие люди живут долго и счастливо без детей, а некоторым удается даже быть счастливыми без домашних любимцев-кошек.

Все же… что-то шло неправильно.

Я знала, со мной что-то не так. Я не хотела иметь детей. Я не хотела даже заводить кошку. Думаю, подсознательно я понимала, что не смогу нести такую ответственность. Пьяная я не могла стать ни матерью, ни ответственной владелицей кота или кошки. Животные, обитающие у хозяев-алкоголиков, очень страдают. Собаки всегда выглядят очень несчастными и напряженными. Домашние кошечки и коты еще чувствительней. Часто они просто не остаются в таких домах и уходят куда глаза глядят.

Конечно, мое пьянство не было настолько ужасным. По крайней мере, я сама себя в этом убеждала. Да, я пила слишком много, но все журналисты пьют. Когда Ронни находился дома, мы вместе отправлялись в знаменитый бар «Эль Вино» на Флит-стрит и глушили виски до закрытия. Потом шли домой, ужинали или отправлялись в ресторан и заказывали еще бутылку вина. После, дома он выпивал последнюю стопку, а я две или три.

Разумеется, до этого мы оба успевали пообедать с коллегами по Флит-стрит, то есть выпить по полбутылки вина, а то и больше. В те дни журналисты много работали и своеобразно расслаблялись. Мое пьянство практически не выделялось на таком фоне, так как в нашем кругу все вокруг сильно пили.

Спустя много лет Ронни сказал мне:

– Вообще-то я поражался тому, что ты можешь в конце вечера выпить полбутылки грушевого бренди…

Однако тогда он мне ничего не говорил. Муж отлично знал мой характер: стоило ему сделать мне замечание, и у нас началась бы нескончаемая ссора. Стыдно признаться, но я до сих пор веду себя точно так же, хотя стараюсь все же держать себя в руках. Ронни был очень спокойным, уверенным в себе человеком. Он позволял людям вести себя так, как они считали нужным. Любимый муж достаточно силен, чтобы не контролировать свою женщину.

* * *

Мое пьянство усугублялось, когда Ронни уезжал освещать очередную войну, революцию или другое событие. В начале вечера я не могла сказать, что со мной будет и чем я займусь. Если я просыпалась в собственной постели или где-то поблизости, то испытывала глубокое чувство облегчения. Облегчение слегка омрачалось возможностью того, что я могла быть не одна. Если так и оказывалось, то возникал вопрос: я знаю этого человека или он совершенно мне незнаком? Когда же я просыпалась в одиночестве, то чувство облегчения становилось просто колоссальным.