Аромат счастья сильнее в дождь - Виржини Гримальди Страница 10

Я продолжала улыбаться так, словно мое сердце не обливалось кровью.

– Скоро ты поедешь к папе, дорогой. А пока Светик хочет пожелать тебе спокойной ночи!

Он скрестил руки на груди и набычился.

– Нет, я не буду спать!

– Послушай, Жюль, уже поздно, завтра нужно в садик, давай!

– Ну, пожалуйста, мама, давай еще поласкаемся!

Я уже почти сдалась, как это бывало каждым вечером, но тут раздался голос моего отца:

– Думаю, этот малыш сейчас достанется мне, и я его съем!

Слова его всегда производили немедленный эффект: Жюль начинал бегать, взвизгивая, пока дедушке не удавалось наконец его изловить, чтобы покрыть животик внука звучными поцелуями. Несколько мгновений я созерцала это веселое действо, давая волнам смеха стереть мою тревогу.

Последние две ночи Жюль снова обмочился в постели. Мне придавало сил то, что вроде бы сын не страдал от нашего разрыва. И все же я не чувствовала полной уверенности, и это причиняло мне боль. Я уже предвидела, как через несколько часов сын заплачет и позовет меня, потому что постель его будет мокрой. Он будет дрожать, просить прощения, а я стану его утешать, говорить, что он еще маленький, а маленькие имеют право мочиться в постель, возьму его на руки, чтобы согреть, переодену, и он закончит ночь в моей постели, раскинув руки и ноги так, что мне придется постараться не свалиться на пол. Но нет таких жертв, которые мать не принесла бы, чтобы с невинного детского личика никогда не сходила светлая улыбка.

Для моего ребенка я была готова на все. Могла есть холодную еду, миллион раз смотреть «В поисках Немо» [19], не мечтая превратить его в несчастную рыбешку, отдать последний кусочек любимого лакомства, не обращать внимания на затекшую руку, если сын засыпал на моем плече, прикреплять солнцезащитный козырек «Машинки» в своем автомобиле, вставать сотню раз за ночь, не показывая клыков, бесконечно слушать песенку Рене Крота [20], восторгаться бусами из сухих макарон, улыбаться, когда он меня будит, засовывая палец в ухо, есть вместе с ним овощи, которых он не любит, сохранять спокойствие, обнаружив свой телефон в унитазе, выковыривать из волос пластилин, часами бродить по парку, вытирать, если его вдруг вырвет, без звука соглашаться на игрушки, «дополняющие» интерьер квартиры, превращаться в лошадку, диван, батут или горку, подавлять крик, когда ночью босиком наступаешь на валяющуюся игрушку, соглашаться на то, что кто-то щиплет тебя за «эти штучки», похохатывая, мириться с растяжками и складками, заменившими мне плоский когда-то живот, отменять потрясающий уик-энд, потому, что к нам пожаловала ветрянка, заменять грубые слова смешными, хлопать в ладоши, если он пописал в горшок, чревовещать за плюшевого медвежонка.

Я бы не вынесла, если бы сын стал несчастным.

После массированной атаки дедушки Жюль начал икать. Воспользовавшись передышкой, я схватила его в объятия.

– Ну, все, малыш, пойдем спать!

Он принялся меня отталкивать, цепляясь за дедушкину шею.

– Нет, не хочу с тобой! Хочу с дедулей!

Отец посмотрел на меня вопросительно. Я знаком дала понять, что согласна, и помахала рукой моему сокровищу, пока они направлялись в детскую. Мама похлопала по дивану рядом с собой, приглашая меня присесть. Мина вздохнула, нехотя одну за другой спустила лапы вниз и сползла на пол.

– Выпьешь травяной настойки?

– Нет, спасибо.

– Посидишь с нами немного?

– Да нет, я пойду в свою комнату, посмотрю что-нибудь.

– Малыш, кажется, не совсем в порядке.

Я подняла глаза к небу.

– Он просто немного устал, всю неделю он ложился позже обычного. Перестань беспокоиться по пустякам, мама.

Но мама нашла ранящие слова и произнесла их, глядя мне прямо в глаза:

– Можешь притворяться, что у тебя все хорошо, сколько твоей душе угодно. Но нельзя закрывать глаза на то, что это отражается на твоем сыне. Ребенку плохо, тебе следует взять себя в руки.

– Да что это значит – взять себя в руки? Не вижу связи! Согласна, возможно, Жюль немного выбит из колеи, но ведь его родители только что разошлись, что в этом необычного?

– Думаю, что проблема не в том. Он страдает оттого, что видит тебя несчастной. Такие вещи бесполезно скрывать, дети все впитывают как губки. Недавно в нашей больнице читали лекцию на эту тему, в ней говорилось, что нет ничего хуже, чем демонстрировать настроение, противоположное тому, что ты испытываешь на самом деле. В этом содержится тревожный посыл.

Мама всегда знала, что лучше для моего ребенка. Во-первых, потому, что она – моя мама, а во-вторых, потому, что она акушерка. Двойной аргумент.

– Бен обязательно вернется, мама. И всем сразу станет легче.

Она на меня посмотрела так, словно я только что снесла яйцо.

– Пора бы тебе, Полина, прийти в себя. Бен может вернуться, а может и не вернуться. Тебе нужно двигаться вперед, твоя жизнь продолжается.

Мне совсем не хотелось все это выслушивать. Как же они меня достали с их желанием, чтобы я двигалась вперед! Я остановилась, не выключив мотора, и просто жду, когда Бен вернется и вновь займет пассажирское сиденье. Неужели так трудно это понять?

Поцеловав маму, я пожелала ей доброй ночи.

Я уже устроилась на кровати, когда мой телефон зазвонил. Пришло сообщение. Как я поступала каждый раз, я вновь обратилась с мольбой к богу телекоммуникаций: «Сделай так, чтобы это был он!»

Разблокировала экран. Бог существует.

От кого: от моей любви.

Текст сообщения: «Мы можем увидеться?»

Когда я пришла, он меня уже ждал. Я направилась к его столику, пытаясь не анализировать ни его первый шаг, ни застывшее на его лице выражение крайней важности, с которым он уставился на экран телефона. Когда в ответном сообщении я спросила, зачем нам нужно увидеться, Бен написал, что хотел бы поговорить со мной «вживую», и поставил смайлик. Я на всякий случай подкрасила ресницы водостойкой тушью.

Он убрал телефон, заметив меня, и смотрел на меня без улыбки, пока я усаживалась напротив. Сердитый смайлик.

– Привет, Полина!

– Привет…

– Выпьешь что-нибудь?

Взглянув на стоящее перед ним пиво, я заказала апельсиновый сок.

– Зачем ты хотел меня видеть?