Об Анхеле де Куатьэ - Анхель де Куатьэ Страница 11

– И вы не проповедуете Скрижали, вы просто рассказываете о них?

– Именно. Проповедь обращена к человеку, чтобы пробудить в нем веру. Но бессмысленно пробуждать веру в силу земного тяготения. Это было бы смешно! Ваши соученики, в детстве, никогда не вытаскивали из-под вас стул?

– Было дело, конечно.

– Вы падали?

– Разумеется.

– Ударялись? Было больно?

– Ударялся. Было больно.

– Нужно ли Ньютону проповедовать силу земного тяготения?

– Вероятно, нет.

– А пробуждать веру в него?

– Нет, конечно!

– Скрижали – это не то, во что можно верить. И было бы глупо их проповедовать! Верить можно только в те вещи, в которых можно усомниться. Но нельзя верить в то, что абсолютно. Любит нас Бог или не любит – неизвестно наверняка. И это вопрос веры: верите вы в Его любовь или нет? Это ваша вера.

Теперь другой пример. Хорошо это – красть, или плохо? Это ведь тоже вопрос веры. Если один крадет кошелек у старушки, потому что не хочет работать – это одно дело. А если брошенный родителями ребенок крадет булку в магазине… Это другое. Мы оправдываем ребенка, но ведь и первый вор находит себе оправдание.

Понимаете, о чем я говорю? Все это вопросы веры. Верить можно в то, что нельзя проверить, в чем нельзя убедиться. Вы можете верить в то, что одна оценка поступка верна, а другая – нет. Это вера. Но вы не можете верить в силу земного тяготения! Хотите, я выдерну из-под вас кресло?..

– Нет, спасибо! Уговорили – я не верю в силу земного притяжения. Я в ней не сомневаюсь. Но разве со Скрижалями так? Разве они известны наверняка?

– Тысячи лет кряду люди падали наземь, ударялись, разбивали себе коленки, ломали руки. Это было всегда, потому что это закон. Но если бы вы спросили у тех людей, почему они падают, те бы ответили: «Потому что мы тяжелые». И они ошибались. Но пришел Ньютон и сказал: «Нет, это ошибка. Вы падаете не потому, что вы тяжелые, а потому что вас притягивает земля. Она – тяжелая». Иными словами, закон был всегда, но знание о законе не всегда было правильным.

– Правильно я понимаю, что Скрижали – это принципы, которые были всегда? Но наши знания об этих законах мироустройства до сих пор были ошибочными?

– Скрижали – это опыт. Вы учитесь ходить – это опыт. Вы падаете – это опыт. Вы становитесь олимпийским чемпионом по прыжкам в высоту – это опыт. И Скрижали – это опыт. Я лишь описываю опыт. То, что есть. Ничего больше. Я говорю об очевидных вещах. Но сколько лет люди считали, что они падают на землю, потому что «они тяжелые»? Сотни тысяч. А научились бы они летать, если бы так и не узнали, что все наоборот? Это не мы «тяжелые», это земля «тяжелая», она притягивает. Научились бы?

– Вряд ли. Наверное, не научились бы.

– И знаете почему?

– Почему?!

– Потому что если бы человек продолжал думать о себе, что он «тяжелый», он бы никогда не поверили в то, что он может летать. И только когда люди узнали, что они – «легкие», они посмотрели в небо с надеждой… Скрижали – это опыт. И о нем действительно знают все. Но одни видят Небо, а другие – носки собственных ботинок. Важно не просто знать, важно – как ты знаешь. Это «как » и есть – Скрижали.

То, о чем рассказывает Анхель де Куатьэ, одновременно и очень просто, к необыкновенно сложно. Нужно ли доказывать, что у квадрата четыре стороны? А то, что круг – круглый? Вряд ли. Это очевидно.

Скрижали – столь же очевидны. И столь же просты. Это наше с вами знание жизни. Мы им уже обладаем. Проблема только в том, как мы его оцениваем… Мы можем думать, что любовь – это радость, можем считать ее – физиологической реакцией, некоторые называют ее болезнью, сумасшествием.

А что говорит об опыте любви Скрижаль Завета? Она говорит: любовь – это твой шанс потерять себя, чтобы найти себя, стать собой, открыть свой Свет. И тут нечего доказывать. Если ты видишь так, если любовь действительно открывает тебе себя, ты делаешь шаг в сторону от смерти, шаг к внутренней свободе.

И разве нужно это доказывать? Нет.

Просто если мы хотим преодолеть страх смерти, мы должны это сделать. Не для кого-нибудь. Для себя.

Скрижали – это дорога. А в дорогу не нужно верить, по ней нужно идти.

– Но Скрижали существуют?

– Разумеется!

– Вы замолчали. Можно попросить вас дать более развернутый ответ?..

– Вы знаете, что мы все страдаем манией величия! Все. Человек говорит: «Я самый несчастный!» А другой: «Я самый глупый!» Третий: «Я самый большой неудачник!» Все – «самые». Когда нам больно, нам кажется, что наша боль «самая» невыносимая. Когда мы разочаровываемся в ком-то или в чем-то, нам кажется, что нас постигло «самое» большое разочарование. А когда мы влюбляемся, у нас «самая» великая любовь. Это мания величия. Даже унижая себя, даже говоря о себе всякие гадости, человек не устает повторять – «самое», «самая», «самый». Мания величия. Однажды, когда я чувствовал себя «самым» несчастным человеком на земле (думаю, это многим знакомо), я пережил… Не знаю, надо ли это рассказывать?

– Расскажите…

– Хорошо. Попытаюсь. Я тогда еще учился, я был студентом. Советский Союз как раз доживал свои последние дни. Тяжелое время. Вокруг все чужое. Я был совсем один. Внутренне. Мне казалось, что все бессмысленно, что моя жизнь лишена цели, что мне просто незачем жить. Мир в моих глазах потерял все – красоту, ценность, величие. Все ужасно, жутко» глупо. Предельная степень отчаяния. В мире царит черствость, безразличие и злоба. А я один, я самый несчастный… Так я чувствовал.

Был холодный зимний вечер. Я шел по небольшой, темной улице в свое общежитие. Неприятный, пронизывающий ветер. Скверно. И вдруг какой-то шум. Сбоку, со стороны двора. Несколько пьяных молодых людей кричат и машут палками. Потасовка. Мне стало не по себе, боязно. Я ускорил шаг. Но вдруг понимаю, что слышу плач. Да, сквозь крики, брань, нервный хохот – я слышу плач. Не мужской, не женский, не детский… Я понимаю, что они бьют собаку. Останавливаюсь. Я стою спиной. Там, вдали, в темноте двора бьют собаку. Она кричит, молит о помощи. Истошно, бессильно.

Я разворачиваюсь и иду туда, к этим людям. Им весело. Злое веселье, Я прошу их остановиться. На меня нападают – от слов быстро к делу – хватают за куртку, ударяют в живот. А я вижу краем глаза эту собаку. Дворняга, совсем мелкая. У нее, видимо, что-то с позвоночником. Перебили позвоночник. Она бессильно волочит задние ноги, в глазах – ужас. Она кричит, плачет. Я слышу – это плач. И повторяю, как дурак, повторяю: «Остановитесь! Прекратите это, пожалуйста! Не надо!» Меня бьют. Все продолжается. Эти люди словно озверели. Я разозлил их. Они держат меня, бьют собаку.

Все продолжается. Я получаю палкой по затылку, оседаю на ноги и ползу. Зачем? Что я делаю? Я не понимаю. В голове – туман. Ничего не соображаю. Тяну руки и заталкиваю собаку под себя. Она кричит. Кусает меня. А сверху удары. Все продолжается. И вдруг, сквозь гул этого ора, я разбираю слова: «Да ты говно! Ты понимаешь, что ты говно?! Что ты вообразил о себе?! Ты – говно?! Понял?! Ты – говно?!» Раньше, я бы, наверное, разозлился. Взбесился бы, может быть. Бросился бы на обидчика. Но сейчас нет. Я слышал эти слова и понимал, что это правда.