Спросите Фанни - Элизабет Хайд Страница 11

А потому, когда как-то вечером отец между делом упомянул, что в случае избрания снимет квартиру-студию, Рут приуныла.

— Студию? — озадаченно переспросила она.

— Или двухкомнатную квартиру.

— Разве мы с тобой не едем?

Мюррей, склонившийся над ворохом газет на обеденном столе, с удивлением поднял на нее взгляд:

— Ты же не думаешь, что я стану выдергивать семью с корнем из привычной обстановки? Срывать вас из школы в середине учебного года? Нет, дети, вы останетесь здесь с матерью, а я буду приезжать на выходные. Так лучше всего. Вам не придется расставаться с друзьями, бросать кружки.

Рут не возражала бы против расставания с друзьями. В тот момент она уже мечтала укатить к чертям из захолустного Конкорда, где половина детей даже не знала, что от каждого штата выдвигается по два сенатора, а количество представителей в Конгресс пропорционально численности населения. Она хотела жить в Вашингтоне, где люди способны говорить не только о хоккее.

Но в тот вечер она сообразила, что надежда у нее только одна: Мюррей снимет небольшую квартиру, где, если повезет, будет складной диван, и тогда Рут сможет навещать отца во время школьных каникул. Она быстро внесла поправки в свои фантазии. Она поедет в столицу на поезде; сэкономит деньги, подаренные родными на Рождество, и потратит их на мягкий чемодан вместо дурацких «самсонайтов» из серого пластика, которые родители хранят на чердаке. А еще обзаведется маленькой кожаной сумочкой на длинном ремешке через плечо и симпатичным плащиком на весну, сочетающимся с новыми туфлями. И сделает остановку в Нью-Йорке, чтобы купить тональный крем и замазать прыщи.

Последнее предвыборное мероприятие, которое они все вместе посетили той осенью, состоялось в начале ноября — воскресный митинг около Капитолия штата. Хотя листва уже опала, погода стояла теплая, солнце светило вовсю, и Рут знала, что на фотографиях будет щуриться. Когда она произносила свою тщательно подготовленную речь, голос у нее сначала чуть дрожал, но потом выровнялся, и она смогла использовать технику модуляции, которой научилась на уроках английского. Потом на трибуну вышел отец. Он говорил, конечно же, о здравоохранении, а также о государственной поддержке беременных и детей, расширении дошкольного образования, повышении налогов для богатых — все эти возвышенные идеи рисовались в мозгу Рут, как мечты о рождественском утре. Стали собираться тучи, но Рут все равно сняла джемпер и аккуратно набросила его на плечи, пытаясь небрежно связать рукава на груди, как студенты с картинок в рекламном проспекте Джорджтаунского университета. Отец продолжал говорить. Солнце скрылось. Толпа ликовала.

Никто не знал, что скоро температура упадет ниже нуля, дороги обледенеют, а стволы фруктовых деревьев подмерзнут, и в результате следующей весной яблони не зацветут. Даже синоптики такого не предвидели — хотя Джордж позже и уверял, что догадался о внезапном похолодании по отсутствию в небе птиц.

«Я знал, что случится беда», — говорил он.

* * *

Теперь, когда Лиззи и Джордж куда-то ушли, Рут растянулась на своей кровати и убивала время в «Фейсбуке». У нее было девяносто семь друзей — относительно ничтожное число, включающее многих одноклассников: в старшей школе она их презирала, но теперь они, на удивление, вроде бы стали приличными людьми, и от этого она стыдилась своего подросткового снобизма.

Без ведома Моргана Рут поддерживала связь в соцсетях с несколькими бывшими бойфрендами. Приглашения в друзья пришли не от нее, а от них, и она сочла, что не принять их будет грубостью. Рут узнала, что один из них, Эйб, болен раком, другой стал республиканцем правого крыла, а третий начал закидывать ее сообщениями, и в конце концов она перестала отвечать.

Сегодня в ленте появился новый пост Эйба. Он все еще жил недалеко от Конкорда, и несколько лет назад Рут даже столкнулась с ним в универмаге «Таргет». Тогда он выглядел здоровым как бык, и она порадовалась за него. Рут попыталась вспомнить, почему они расстались. Вообще-то ему немножко не хватало целеустремленности, что противоречило ее амбициозной натуре: сама Рут уже поступила в юридическую школу. Но только ли из-за этого?

Ах, ну да. Морган.

Она читала пост Эйба, сопровождавшийся фотографией гор. «Захватывающая поездка на мотоцикле ранним утром по „Франкония-Нотч“, — писал он. — Лоси, орел, зрелые яблоки в садах. Вот за что я люблю Гранитный штат!» [7]

Под влиянием минутного настроения Рут отправила ему сообщение: «Дома на выходных. Пересечемся?» Какого черта. Она же не собирается снова крутить с ним роман. Они просто встретятся и поболтают.

Ну, может, она все-таки немного злится на Моргана.

Три подскакивающие точки, и быстрый ответ: «В лагере на Лафайете. Кофе завтра утром?»

«10?» — написала Рут.

Ответ: значок «лайк».

Рут тут же пожалела, что назначила свидание. Зачем она только навязалась. Да и гаденько как-то. Нужно отменить.

«Ой, да просто выпей с ним кофе, — сказала она себе. — Это всего лишь встреча старых друзей».

— Рут! — позвал ее снизу Джордж.

Она вышла на площадку.

— А бумагу можно гладить? — спросил Джордж.

— Откуда я знаю?

— Мы хотим прогладить страницы поваренной книги, — объяснил он. — Думали, ты знаешь, разумно это или нет.

— Я тебе не Марта Стюарт, [8] — ответила Рут. Домашние почему-то считают ее ходячей энциклопедией по ведению хозяйства. — А где отец?

— Еще спит, — сказал Джордж.

Рут взглянула в зеркало. Выпрямила спину. Взбила волосы. Оскалилась, проверяя, не пожелтели ли зубы.

— По-моему, в его возрасте столько спать ненормально! — крикнула она, спускаясь по лестнице.

— Ты просто паникерша, — отмахнулся Джордж.

Собственно говоря, Джордж и сам частенько бил ложную тревогу, но в основном когда дело касалось его младшей сестры Лиззи: он считал, что она нуждается в защите — от чудовищ и призраков, от мальчиков, от его соседей по комнате, которые без приглашения приезжали во время каникул. Лиззи родилась восьмимесячной, с весом чуть больше двух килограмм двухсот грамм, и развивалась так медленно, что педиатр посоветовала Лиллиан прекратить давать ей грудь и перейти на молочные смеси, на что мать согласилась весьма неохотно — незадолго перед тем грудное вскармливание стало очень популярным. [9] Джордж помнил, как поил Лиззи из бутылочки и учился вызывать у нее отрыжку. Он очень серьезно относился к этому заданию, прижимая маленького головастика к плечу и похлопывая по спинке, чтобы из желудка вышел воздух.