Утреннее море - Маргарет Мадзантини Страница 11

В день отъезда Анджелины Али пришел в свечную мастерскую. Дверь была полуоткрыта: хозяева бросили все. Мастерская выглядела как оскверненная церковь: остатки озерных, выветрившихся запахов. Застывший воск на столе, коробки из кедра, разбросанные по полу. Листы воска на длинной веревке, разорванные, точно знамена сгинувшего царства. Точно знамена короля Идриса. На потухшем очаге сидела кошка и чистила себе брюшко, раздвинув лапы и подняв хвост. Еще одна пила воду из каменной раковины.

Семейство вышло из дома, к которому примыкала мастерская, — в молчании, покорное своей участи.

Санта и Антонио поприветствовали сына пчеловода и поцеловали его.

За спиной у них хлопала зеленая дверь мастерской, оставленная без присмотра. Все трое выглядели совершенно незнакомыми существами. Три бледные маски — и ни одной привычной черточки, унаследованной от жизни, которой они на глазах Али жили до сего дня. Казалось, ночью кто-то их убил, а потом изготовил из воска, отлив их копии. Сходство имелось, но люди стали уже другими. Даже глаза были неподвижными, полными смерти, как у птичьих чучел.

Похоже, чувства их совершенно переменились.

Анджелина как будто подросла, сделалась выше и прекраснее в темном шерстяном пальто, застегнутом до самого горла. Она двигалась скованно, подобно механической игрушке, — словно кто-то давал ей четкие команды.

Она вела себя в точности так, как ведут себя депортируемые. Приговоренная к смерти за преступление, в котором нельзя признаться.

Казалось, она и ее родители в чем-то виновны.

Али захотелось разразиться горячими слезами, прижавшись к ней. Он лихорадочно дрожал, не спав всю ночь, ожидая ее под солнцем, под каучуковым деревом, которое они столько раз надрезали вдвоем.

Анджелина по-прежнему выглядела зажатой и чопорной. Она протянула ему негнущуюся руку, совсем по-взрослому:

— Пока, Али. Удачи.

Мать подтолкнула их друг к другу, чтобы они поцеловались. Анджелина была словно каменная.

Али набрался смелости и вручил Анджелине подарок.

Это была темно-красная атласная подушка, уже не новая, но довольно красивая, с узорной каймой, расшитая золотом. Сверху он положил несколько мергезов — колбасок темного цвета, которые Анджелина очень любила.

Колбаски на атласной подушке выглядели странно. Это походило на признание в любви или что-то в этом роде.

Он не мог вырвать сердце из груди и вручить ей, и поэтому пришлось обойтись колбасками. Анджелина посмотрела на них. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

Али пожирал ее глазами, с глупым видом, который выдавал все его планы. Через несколько лет он станет совершеннолетним. Он приедет в Италию и будет учиться там, как его двоюродный брат Мохаммед. И они поженятся. Это была подушка его родителей, подушка, принадлежавшая супругам.

— Она очень дорогая.

Не такая уж она была и дорогая: потертый атлас, слегка почерневшее шитье.

Анджелина дала ему свою фотографию — самую лучшую, сделанную школьным фотографом. На снимке она была изображена в профиль и глядела в большое окно, окутанная беловатым светом, отчего выглядела чарующе. Али разглядывал фотографию со своей всегдашней слабой улыбкой. Что такое несколько лет для парня, способного выдержать натиск сотни пчел?

Анджелина положила колбаски в карман, а подушку сунула под пальто.

Девочка, беременная арабской подушкой.

Али стоял с ними все то долгое время, пока они ожидали прохождения пограничного контроля. Какому-то мальчику-инвалиду пришлось выбраться из кресла-коляски: он качался, стоя на своих культях, словно одна из тех ящериц, которых жарят и едят туареги в пустыне.

Анджелина принялась посасывать нити подаренной ей подушки, сжимать их стучащими зубами. Подушку вырвали у нее из рук и вспороли штыками. Что они рассчитывали найти внутри подушки, пропитанной потом и слюной испуганной девочки? Банкноты, драгоценности, наркотики?

В море полетели маленькие серые перья, достигая подножия замка, до которого когда-то они доплывали вдвоем. На дне, среди песка и водорослей, тонких, как вуаль, залег белый каменный окунь. Анджелина помахала ему с корабля — и ему, и минаретам, и высоким пальмам на корсо Сичилия, и Красному замку.

Анджелина знает, что такое начинать все заново.

Возвращаться назад и не видеть ничего, кроме моря.

Твои корни поглотило море — без всякого на то разумного основания.

Анджелина приучила себя к неразумности людей. Диктатор в тюрбане и солнечных очках выглядел непонятным и чуждым. Это лицо, эти волосы вроде облитых чернилами пауков…

Одиннадцать лет Анджелина была арабкой. Все это было лишь на время.

А потом — словно удар ногой в живот.

Есть нечто особенное в месте твоего рождения. Не все это знают. Это знает лишь тот, кого силой оторвали от места его рождения.

Пуповина, похороненная в песке.

Боль, заставляющая тебя ненавидеть все, что делаешь.

Ты потерял ориентировку в пространстве, звезду, которая вела тебя, за которой ты шел сквозь раскаленный мрак тех ночей, совсем не черных.

Какое-то время Анджелина не знала, кто она теперь. Ей дали прозвище Триполина.

Триполийцы. Те, у кого внутри рваные лохмотья.

Потерявшие все, согнанные в лагеря беженцев — в Кампании, Апулии, на севере. Очереди перед сортирами, у каждого в руках — туалетная бумага. Шлепанье тапочками по грязи. Спагетти в пластмассовых коробочках. Телевизор на раскладном стуле. Стоянка лжетуристов. Транзитная зона, где останавливается жизнь.

Для самых старших начать все сначала было немыслимо.

Семье Анджелины повезло больше других: их разместили в приморском пансионе.

Полуподвальная столовая, зеленоватые стены. Булки в пакетах. Мармелад: желатиновые кубики цвета грязи. Отец засовывает салфетку в пластмассовый кружок. Они — пансионеры, которые ничего не платят. Работница столовой кричит, что надо поторапливаться. Анджелина с матерью ночью бредут в ванную, как два призрака.

Где был тот пансион? На пришедшем в упадок безжизненном курорте. Недостроенные виллы. Место ссылки бандитов.

Санта растягивается на дорожной раскладушке.

Антонио идет по бетонному пандусу. Это въезд в гараж. Автомобили, всегда делающие один и тот же крутой поворот.

Тощие руки в рубашке с короткими рукавами, разглаженными утюгом, — как два сломанных крыла.

На подоконнике рядком лежат лимоны — источник витаминов.

Анджелина вспоминает детскую площадку без единого дерева. Качели, которые не поднимаются вверх. Качалку с двумя сиденьями. Анджелина сгибает и разгибает ноги наподобие лягушки. Ей хочется, чтобы на другом конце тоже сидел кто-нибудь.