Доктор Данилов в кожно-венерологическом диспансере - Андрей Шляхов Страница 11

Надежды не оправдались — Людмила Николаевна обещала Фомичевской продержать группу в лаборатории все положенное время и от обещания своего отступать не собиралась. Надежды молодости не сбылись — после знакомства с лабораторией студентов усадили за нудную рутинную писанину.

— Каждое дело нужно прочувствовать изнутри! — сказала им заведующая лабораторией. — Увидеть его изнанку, понять…

— Понюхать и облизать! — подсказал один из студентов.

— Делу время — потехе час! — насупилась Людмила Николаевна. — До двенадцати часов у вас время дел! Потеха будет потом.

Последняя фраза оказалась пророческой, только Людмила Николаевна об этом еще не знала. И даже не догадывалась.

Сидеть и заполнять бланки анализов скучно, особенно если этим бланкам, то есть этим анализам, конца-края не видать. Так и подмывает внести в это унылое занятие какое-нибудь разнообразие. Студенты и добавили, проставив во всех, без исключения, бланках анализов на реакцию Вассермана положительный, «четырехкрестовый» результат. Гулять так гулять, шутить так шутить! И сами же, доводя шутку до логического конца, разложили готовые бланки по врачебным ячейкам.

Почтальонов, разносящих результаты анализов, в медицинских учреждениях нет. При лабораториях имеются стеллажи с подписанными ячейками — секциями, своего рода «почтовыми ящиками». У каждого врача в амбулаторных учреждениях и у каждого отделения в стационарных есть своя ячейка, куда ежедневно выкладываются «свежие» результаты анализов.

Предусмотрительность была совершенно не лишней. Если бы раскладкой результатов по ячейкам занялся бы кто-то из лаборанток, то они бы случайно могли обратить внимание на нехарактерное обилие «положительного Вассермана» и испортить своей бдительностью всю шутку.

Шутка удалась — анализы беспрепятственно ушли по назначению, к врачам. Врачи конечно же слегка удивились тому, что сегодня, как гром среди ясного неба, выявилось аж два десятка больных сифилисом, но чего только не бывает в жизни. «У меня — обвал, зато у других, наверное, ни одного», — подумал каждый врач и продолжил работать.

Положительная реакция Вассермана — еще не повод для выставления диагноза «сифилис». Требуется уточнение при помощи других, более специфичных и более достоверных реакций с труднопроизносимыми названиями — реакции иммунофлюоресценции, реакции иммобилизации бледных трепонем, реакции пассивной гемагглютинации, иммуноферментного анализа…

— Что-то много сегодня сифилиса! — сказал в курилке венеролог Рогожкин.

— И не говори, — согласилась дерматолог Бычкова, — у меня все сегодняшние анализы пришли положительные.

Диспансерная курилка представляла собой подвальный тупик, в котором стояли две списанные медицинские банкетки, урна для окурков и, как дань противопожарной безопасности, ведро с песком. То, что говорилось в курилке, было слышно во всем подвале.

— Что за день такой? — удивилась старшая сестра венерологического отделения Лариса Владимировна, вышедшая из стерилизационной, тоже находившейся в подвале. — Все сестры то и дело прибегают звонить по городскому — на пересдачу приглашать.

— По поводу сифилиса? — спросил Рогожкин.

— Нет, Евгений Викторович, по поводу расходящегося косоглазия! — съязвила Лариса Владимировна и ушла, стараясь как можно соблазнительнее покачивать бедрами.

Лариса Владимировна уже второй год пыталась обаять холостого, симпатичного (ну вылитый Николас Кейдж!) и довольно обеспеченного (а разве существуют бедные венерологи?) доктора Рогожкина. Перешла на дорогую косметику, сменила парикмахера, начала регулярно ходить в фитнес-клуб и даже купила восхитительный шелковый комплект постельного белья, стоивший совершенно умопомрачительных денег — в расчете на дальнюю перспективу. Увы, Лариса Владимировна и ближней перспективы не увидела. Рогожкин мог пофлиртовать, мог рассказать анекдот, мог подбросить после работы до дома (все равно по пути, садитесь, Лариса Владимировна), но ни при каких обстоятельствах не переходил грани, знаменующей начало отношений. Лариса Владимировна проштудировала кучу пособий и руководств, посвященных животрепещущему вопросу, и все они советовали чередовать активные атаки (по существу — домогательства) с периодами показной холодности. Утверждалось, что такая практика непременно разожжет ответную страсть в мужской душе. Когда именно это случится, авторы умных книг предусмотрительно не сообщали.

Сейчас как раз был период «показной холодности», правда, Рогожкин об этом не знал. Так же, как и не знал о коварнейшем плане, в результате которого он имел шанс проснуться после грядущей новогодней вечеринки в квартире Ларисы Владимировны, на том самом шелковом, дождавшемся своего часа белье. План был продуман, просчитан, многократно прокручен в уме и сулил коварной соблазнительнице непременный успех. Она продумала все-все-все, ведь в таких делах мелочей не бывает. И даже заготовила первую фразу, которую Рогожкину предстояло услышать после пробуждения. От этой фразы Лариса Владимировна просто млела. «Милый, я готова на все, что ты захочешь…» Ну разве какой-нибудь мужчина сможет устоять перед соблазном сразу же озвучить свои желания и немедленно их осуществить? А дальше все пойдет как по маслу: в спальне — трельяж, в вазе — грильяж, а у нас — марьяж.

— Хрень какая-то, — Рогожкин погасил наполовину выкуренный «Парламент-лайт» и поднялся в лабораторию, разбираться.

Людмила Николаевна терпеть не могла, когда кто-то из других сотрудников (разумеется, кроме главного врача и его заместителей) вмешивался в лабораторные дела. К тому же после четвертой за сегодня чашки крепкого кофе у нее разболелась голова. Сама виновата — надо было в кофе коньячку капнуть или рижского бальзама.

Рогожкину даже не дали толком озвучить свои претензии.

— Людмила Николаевна, что-то подозрительно много «RW-положительных» сегодня. У вас все в порядке? — только и успел сказать он.

Заведующая лабораторией славилась на весь диспансер своим умением заводиться с пол-оборота. Хорошее качество для автомобилей, мотоциклов и танков, но не очень хорошее для руководителей. Иногда лучше выслушать претензии самой, как говорится — из первоисточника, чем чуть позже выслушивать их в пересказе главного врача. С соответствующими выводами и последствиями.

— У меня всегда все в порядке, Евгений Викторович! — рявкнула Людмила Николаевна. — Потому что я ра-бо-та-ю! А не груши околачиваю, как некоторые! Сифилиса много, потому что вы совершенно не занимаетесь профилактикой! Вам же выгодно, чтобы заболеваемость была высокой, вы же зарабатываете на больных!

— Но…

— Идите и не мешайте мне работать, Евгений Викторович!

Рогожкин выматерился про себя и отправился со второго этажа на четвертый — к заместителю главного врача по медицинской части, надеясь хотя бы там найти понимание. И нашел, да еще так удачно — в самом начале разговора в кабинет Ирины Ильиничны вошла главный врач, только что приехавшая из окружного управления здравоохранения. Заинтересовалась, попросила начать сначала и так прониклась, что скинула свою норковую шубу прямо в кабинете заместителя и, не надевая халата, спустилась в лабораторию. Рогожкина поблагодарила за «бдительность» и велела возвращаться на прием, но тот, сделав вид, что послушался, пропустил начальство на пролет вперед и тихо пошел следом, чтобы послушать у дверей лаборатории, как главный врач станет лечить Людмилу Николаевну от излишнего самомнения. Душевные раны, нанесенные грубиянкой-заведующей, нуждались в окроплении целебным бальзамом.