Кремлевский опекун - Александр Смоленский Страница 11

– Ваша честь! Я не случайно начал с изложения фактов опекунства над гражданкой Уфимцевой. Именно она в этом деле потерпевшая. И, заметьте, от чьих рук? Такого же, как она, детдомовского воспитанника, которого сердобольный гражданин Добровольский взял в подопечные раньше, чем Настю. По сути, Добровольский брал ее на воспитание еще и с неизбежной мыслью создать в доме уют и тепло, в том числе и для другого своего подопечного. И чем тот отплатил?! Истинное лицо подсудимого я предполагаю осветить ниже.

В дверь настойчиво звонили. Скорее всего, звонивший был на сто процентов уверен, что хозяин квартиры еще спит, и хотел его разбудить.

Несмотря на свой почтенный возраст и страстное желание поваляться в постели, Пьер Тьерри стремительно высвободился из пут белоснежных простыней, которыми был окутан, как куколка коконом. Накинув домашний халат на голое тело, он неохотно пошел открывать.

По старой привычке, оставшейся еще со времен службы в Иностранном легионе, ранний звонок или визит приводил его в состояние боевой тревоги. Даже несмотря на то что его разбудили не в казарме, а всего лишь в скромной холостяцкой квартире в районе бульвара Сен-Жермен, Пьер машинально сунул в карман халата небольшой пистолет марки «беретта». Недаром говорят, привычка – вторая натура.

Тьерри любил свою парижскую квартиру. Поселился он в ней давно, в те, теперь уже далекие времена шестидесятых прошлого века, когда принял весьма лестное предложение возглавить Восточноевропейскую службу политической разведки.

Кому же сегодня он так срочно понадобился? Или это очень смелый, или очень наглый гость, размышлял Пьер, шаркая шлепанцами к входной двери.

Велико же было его изумление, когда за дверью оказался молодой человек в форме посыльного DHL с мотоциклетным шлемом в левой руке.

– Прошу прощения, месье, – пробормотал он. – Вам срочная депеша.

Внушительная внешность пожилого мужчины его явно смутила.

Вместо благодарных слов Тьерри расписался на бланке и дал посыльному евро на чай. Он прошел к письменному столу и, взяв ножницы, аккуратно разрезал сложенный вдвое листок. От каллиграфически выстроенных на желтоватой бумаге букв пахнуло доисторическим прошлым.

В письме оказалось всего две фразы:

«ОСТАЛОСЬ НЕМНОГО. СРОЧНО ВЫЛЕТАЙ».

Тьерри придвинул к себе телефон и, не задумываясь ни на мгновение, набрал номер. Мужской голос ответил сразу.

– Доброе утро, Жан! Надеюсь, ты уже проснулся, – сказал Пьер в трубку. – Закажи мне билет до Монреаля на ближайший рейс. Я бы мог сам позвонить в агентство. Но, знаешь, мне надо, чтобы наверняка. По твоим каналам это будет надежнее. И еще, буду очень признателен, если ты пришлешь машину из конторы. Не хочу оставлять свою старушку на стоянке. Возможно, я улечу, а там дерут за постой три шкуры...

С Жаном Готье они когда-то вместе работали в департаменте разведки и, несмотря на солидную разницу в возрасте, дружили. Тьерри немало сделал для продвижения своего подчиненного, сразу оценив его деловые качества. Сейчас Готье возглавлял один из отделов департамента и, как всегда, наверняка был завален работой. Но Пьер не сомневался, что тот не откажет в содействии другу и бывшему боссу. Во-первых, он крайне редко его беспокоил, а во-вторых, ни для кого не секрет, что у Тьерри сохранились прекрасные связи в верхах. Люди, занимающие очень высокое положение, порой обращаются к нему с весьма доверительными просьбами.

– Будет сделано, шеф, – коротко и ясно успокоил его Готье. – Только скажи, чего тебя несет в Канаду? Там же сейчас еще очень холодно. Понимаю, если бы ты тронулся туда летом. Водопады и прочее...

– Извини, дружище, дела не знают времен года. И Чайковского не слушают.

Оставив Жана Готье размышлять, какие могут быть дела у пенсионера в Канаде, Пьер неожиданно для себя задумался. А действительно, какие дела ждут его на другом континенте? Если бы Готье настоял на ответе, Пьер, честно говоря, и не знал, что сказать, потому что сам продолжал гадать, какой смысл заложен в послании.

Скорее всего, он склонялся к самому простому объяснению: пославший это письмо находится при смерти. Куда уж весомей причина для человека, который никогда и ничего не делал зря.

Телефон ожил ровно через десять минут. Готье, как всегда, оказался предельно расторопен.

– Рейс через три часа. Через час я сам буду внизу у подъезда, – четко отрапортовал он.

– Спасибо, дружище. Я никогда в тебе не сомневался. Наверняка просчитал, что мне, возможно, понадобится помощник, – признательно ответил Тьерри.

– Хитрый лис! Совсем не меняешься. Ты сам уже понял, что тебе еще кое-что может от меня понадобиться. Я всегда к твоим услугам, ты это знаешь.

По дороге в аэропорт Шарль де Голль коллеги договорились о нюансах сотрудничества, если таковое, разумеется, понадобится, и распрощались лишь у стойки регистрации билетов.

Как только «горбатый» набрал высоту и стюардессы разрешили пассажирам отстегнуть ремни, Тьерри вытащил из кармана злополучное письмо и стал снова в него вчитываться, как будто мог выведать что-то новое из бесстрастных лаконичных строк.

Еще утром, стоило ему взглянуть на адрес отправителя, Пьер сразу понял, что письмо от Андре Орлова. Строго говоря, теперь эта некогда звучная русская фамилия с легкой руки его отца, белого офицера, нашедшего приют во Франции, была переиначена на иностранный лад и писалась с двумя буквами «ф» на хвосте – Орлофф.

Они познакомились в Иностранном легионе, куда судьба вольно, а скорее, невольно, определяла детей многих русских офицеров.

Андре никогда не кичился знатным происхождением, хотя, по достоверным сведениям, род его многочисленными запутанными тропинками восходил к знаменитым графам Орловым, братьям-фаворитам русской императрицы Екатерины. Один из них, как выяснил Пьер, сыграл решающую роль в разгроме турецкой эскадры под Чесмой, за что был удостоен титула графа Чесменского. А второй сыграл не менее значимую роль в истории, неустанно «воюя» с императрицей в ее личной опочивальне.

Узнав эти пикантные подробности, Пьер очень смеялся над Андре и все выяснял, на кого из своих далеких предков тот больше похож. Хотя сам для себя он решил, что Андре больше тянет на продолжение военной ветви своих выдающихся родственников. В Алжирском походе он не раз и не два проявлял чудеса храбрости и даже особую лихость, которая едва не стоила ему жизни во время войны в Алжире.

Потом судьба изрядно помотала каждого по свету, но в их дружбе уже была не в силах что-либо изменить. Случалось, они не виделись годами, особенно когда Тьерри стал служить в разведке, не подавали друг другу даже короткой весточки. Но дружба от этого не давала ни трещины, ни слабины. Молчаливый уговор, что в нужный момент каждый из них может до конца рассчитывать на друга, неизменно оставался в силе.