Шестьдесят рассказов - Дональд Бартельми Страница 11

Ясное дело, Чарльз знал о связи Хьюберта и Айрин с самого начала. Но ведь Хьюберт подарил нам Пола, говорил он себе. Он не мог понять, зачем Хильда спилила яблоню.

Эрик сидел в одиночестве.

Пол положил руки на плечи Хильды. Хильда закрыла глаза. Они держали друг друга в объятиях и обдумывали свой вопрос. Франция!

Айрин купила для всех пасхальные подарки. Откуда мне знать, на какой части пляжа будет лежать Розмари? — спросила она себя. Черный скелет яблони, так и торчавший у Хильды на заднем дворе, побелел.

Диалог Пола и Энн.

— Ну что еще тебе взбрело на ум? — возмутилась Энн. — Ты бы хоть подумал, что говоришь.

— Тоже мне, Гиацинтовая Девочка! Иди, торгуй своими гиацинтами.

— Это портрет, — сказал Хьюберт, — составленный изо всех пороков нашего времени во всей полноте их развития.

Эрикова бомба оглушительно громыхнула прямо под ногами у Хьюберта. Хьюберт перепугался. Так что же решено? — спросил он у Эрика. Эрик не смог ответить.

Айрин и Чарльз говорили о Поле. Я вот все задумываюсь, как он там во Франции, — задумался Чарльз. А я задумываюсь, полюбила ли его Франция. Айрин снова задумалась про Розмари. Чарльз задумывался, не была ли бомба, брошенная Эриком в Хьюберта, изготовлена его пасынком Полом. А еще он задумался о странном слове «пасынок», не заставлявшем его прежде задумываться. Как это — «в банке»? — задумался он. Что означали эти слова Хьюберта — «в банке»? — спросил он у Айрин. Понятия не имею, — сказала Айрин. Дрова в камине трещали и сыпали искрами. Вечерело.

В датском городке Силкеборге Пол задумчиво созерцал Хильду. Ты любишь Ингу, — сказала Хильда. Пол тронул ее за руку.

Розмари вернулась.

Пол взрослел. Ну и раздолбай же он, этот Эрик, — посочувствовал он.

2

Вот какая любовь соединяла Хьюберта и Айрин: — Это вполне приличная кровать, — скзала Айрин Хьюберту, — Разве что малость узковата.

— Ведь ты знаешь, что Пол мастерит у вас в подвале бомбы, верно? — спросил Хьюберт.

Одетая в красный свитер Инга расчесывала свои длинные, золотистые волосы.

— Как фамилия этого писателя, который написал все эти книжки про собак? — спросила Розмари.

Хильда сидела в кафе и ждала Пола, он возвращался из Дании. К ее столику подошел Говард. Уйди, Говард, — сказала Говарду Хильда, — я жду Пола. Да ладно, Хильда, — уныло пробубнил Говард, — позволь мне присесть здесь хоть на минутку. Только на минутку. Я не буду к тебе вязаться, надоедать. Я просто хочу посидеть за твоим столиком, побыть рядом с тобой, вот и все. Знаешь, а я ведь был на войне. — Ну садись, садись, — вздохнула Хильда. — Только не трогай меня руками.

Чарльз написал стихотворение об Эдварде, собачке Розмари. Секстинами.

— Папочка, а почему ты решил написать это стихотворение про Эдварда? — восхищенно спросила Розмари. Потому, — сказал Чарльз, — что тебя не было с нами.

Эрик слонялся по Йельскому университету.

Айрин сказала: «Хьюберт, я тебя люблю». Хьюберт сказал, что он очень этому рад. Они лежали на кровати в том доме, думая об одном и том же, о зеленом снеге Монреаля и о черноте Черного моря.

— Причина, по которой я спилила яблоню, только ты учти, Говард, я никому об этом раньше не рассказывала, состояла в том, что ей было тогда ровно столько же лет, сколько мне, шестнадцать, и она была очень красивая, и я была очень красивая, как я думаю, и мы обе были там, и она, и я, и я не могла этого выдержать, — сказала Хильда. А ты и сейчас, в девятнадцать, тоже очень красивая, — сказал Говард. Ты только без рук, — сказала Хильда.

Хьюберт играл на понижение, а акции пошли вверх. Он потерял десять тысяч. В ближайшее время мне будет трудно платить за этот дом, — сказал он Айрин, — Ты не могла бы взять это на себя? Конечно же, милый, — сказала Айрин, — А сколько это стоит? Девяносто три доллара в месяц, — сказал Хьюберт. — И так каждый месяц. Не так уж и много, — сказала Айрин. Хьюберт протянул было руку, чтобы приласкать Айрин, но потом передумал.

На прикроватном столике горела толстая свеча. Айрин улыбнулась.

Эдварду надоело позировать для Чарльзовой секстины. Он потянулся, громко зевнул и укусил себя за репицу хвоста.

Пол стряпал в подвале пластичную взрывчатку для новой партии бомб. На верстаке лежала ветка яблони. Иные семена упали в его ящик с инструментами. В банке? — думал он. Как это — «в банке»? Он вспоминал дружелюбие Монреаля. Черный свитерок Хильды на стуле. Господь Бог изощрен, но не злонамерен, как сказал Эйнштейн. В руках Пола были инструменты. В том числе шило. Теперь, думал он, нужно разжиться жестянками из-под пива «Шлитц». И поскорее.

Айрин задумывалась, любит ее Хьюберт по-настоящему или просто говорит так, чтобы сделать ей приятное. Она задумывалась, можно ли это выяснить, а если да, то каким образом. Хьюберт симпатичный. Но ведь Чарльз тоже симпатичный, если на то пошло. Да и я, я тоже все еше вполне красивая, — напоминала она себе. Не той, конечно же, красотой, как юные девушки вроде Хильды и Розмари, а другой. У меня зрелая красота. Вот именно. В банке? — думала Инга. Эрик вернулся на праздники домой. Анна Тереза Тименецкая написала книгу, И. М. Бохенский снабдил ее предисловием.

Розмари составила список лиц, не написавших ей письма этим утром:

Джордж Льюис Питер Элкин Джоан Элкин Говард Тофф Эдгар Рич Марси Пауэре Сью Браунли и многие прочие

— Мне требуется новое шило, — сказал Пол продавцу хозяйственного магазина.

— Шилья бывают разной длины, — сказал продавец. — Какое вам требуется?

— Ну, примерно такое, — сказал Пол, широко расставив пальцы. О, Хильда!

— Как его звать? — спросили Хьюберта Чарльз и Айрин.

— Его звать, — ответил Хьюберт, — Пол.

— Совсем малютка, — заметил Чарльз.

— Мал золотник, да дорог, — констатировал Хьюберт.

— Можно я закажу тебе что-нибудь выпить? — спросил Говард у Хильды, — Ты уже пробовала граппу? Жители этой страны предпочитают граппу всем прочим напиткам.

— Твое время истекло, — безжалостно объявила Хильда. — Убирайся из этого кафе.

— Как это «убирайся»? — робко возмутился Говард, — Здесь же свободная страна, или как?

— Или как, — отрезала Хильда. — Что касается твоего сидения за этим столиком, эта страна и близко не лежала со свободной. К тому же я улетаю в Данию ближайшим самолетом.

Почтальон («Мой почтальон», по мнению Розмари) упорно придерживался дурацкой привычки обслуживать сперва ту, противоположную сторону улицы и только потом — эту. Розмари съела миску «Трехминутной овсянки».

Эрик подстриг себе ногти одной из этих двадцатипятицентовых подстригалок для ногтей.

Бомба, брошенная Генри Джексоном в своего отца, не взорвалась.