Порок сердца - Ольга Минина Страница 11

— Хорошо. В тот февральский вечер я была у Жени — он был в серьезной депре из-за исчезновения Кати, винил себя во всем. У него уже месяц никого не было, он нуждался во мне и сам попросил меня приехать, это был тот самый шанс, который я так долго вымаливала у судьбы. Мы снова должны были стать любовниками. Так решила я, но жизнь решила по-другому. Я только вышла из ванной, Женя был в соседней комнате, как раздался звонок и в квартиру завалилась Лена. Свет Женя не включал, поэтому я их почти не видела, зато слышала отлично. Они внаглую занялись сексом! Беременность превратила обычную стерву в монстра, вседозволенность и безнаказанность развратили ее до основания. Я своими ушами слышала ее признание, хотя это было даже не признание, а хвастовство. Она просто глумилась, выливая на него всю свою грязь, хвасталась силой своей любви, позорила предателя Женю, а я сидела в соседней комнате, боясь пошевелиться и даже, не скрою, испытывала, кроме ужаса и отвращения, некое удовлетворение. Я много лет подряд прятала под маской цинизма и безразличия такие же чувства, сколько раз мысленно я громила весь этот мерзкий мирок своего предателя-братца, этого безмозглого кобеля, из-за которого я поломала свою жизнь. Я даже прониклась сочувствием к этому страстному беременному монстру. Я была уверена, что они продолжают заниматься сексом, поэтому, выслушав исповедь Лены, была смущена ее последними словами: «Сдохни, кобель. Без него — ты ничто». Как только за Леной захлопнулась дверь, я влетела в комнату, включила свет и увидела брата на кровати: он сидел, одной рукой зажимая рану внизу живота, но кровь все равно продолжала хлестать на простыню, а в другой руке он держал, как свечу, сжав побелевшие пальцы, свой еще эрегированный член. Лицо Жени было белее простыни, глаза вылезли из орбит. Он беззвучно кричал. Болевой и моральный шок превратили его в статую Родена. Мой скорчившийся мальчик. Все это было так нелепо, страшно и в то же время смешно, что я в первое мгновение просто растерялась. Его рука протягивала мне член, словно новогодний подарок. Меня душил нервный смех, началась истерика. Я стала скакать вокруг брата, смеясь и прикалываясь от души. «Что, Женя, решил поделиться по-братски со мной своим богатством? Это слишком крутой подарок, пожалуй, я не смогу его принять! Хотя нет, может, и смогу. Может, мне пришить его себе? А, Жень? Видишь, Бог правду видит!» Внезапно я наступила босой ногой в лужу крови и вернулась в реальность. Мой брат, любимый брат истекал кровью! Моментально придя в себя, я рванулась к себе в комнату, благодаря судьбу за то, что дежурный чемоданчик с инструментами был всегда со мной. Мне удалось почти невозможное — спасти основные нервы и сосуды, остальное доделали коллеги в Москве. Через два часа Женя, наколотый обезболивающими и с наскоро пришитым обратно пенисом, спал как младенец. А я сидела рядом, гладила его и пила коньяк, пытаясь унять страшную дрожь в руках и спине. Меня колотило как в ознобе. Из-за пережитого ужаса мне было не до переваривания исповеди Лены. Позвони я тогда в милицию, наша история закончилась бы той январской ночью, но я напилась, вырубилась без сил, а через пару часов меня вернул из небытия звонок попа, он звонил Жене, но, услышав мой голос, стал кричать, что меня послал сам Господь, в общем, кошмар продолжался. Я собралась, наклеила усы, стала Виктором и поехала смотреть, как судьба распорядилась отрезательницей членов. Что было дальше, ты знаешь. Сообщить тебе тогда правду о смерти Ким означало — разрушить ту хрупкую паутину равновесия, которую мы наплели, и лишиться главного приза, дарованного судьбой, — Катьки. Ты должен меня понять. Я думаю сейчас, через восемь лет ты сможешь взглянуть на весь этот коламский кошмар другими, спокойными глазами.

Виктория во время всего своего монолога сохраняла каменное спокойствие, чего нельзя сказать о Григории — он то ерзал на стуле и заламывал руки, то начинал сопеть и хмурить брови.

— Да уж. Спасибо я тебе не скажу. Я всегда знал, что не убивал Ким, где-то внутри знал. Верил в это. Но чтобы это сделала она? Это ужасно! Господи, за что ж ты меня так мучаешь?

— Ну ладно, я пойду. Я думаю, тебе надо побыть одному, поговорить с собой по душам. Я, кстати, послала Женю в Коламск, пообщаться с Катей. Восемь лет он просил меня связать его с ней, но я — кремень. Камень у него на душе, ну а раз такое дело — я решила — пусть съездит, может, всем нам легче станет.

— Чего-то мутишь ты опять. — Григорий удивленно и недоверчиво уставился на Викторию. — Вся ваша семейка мутная повылезала опять, как со дна стакана поднялась.

— Значит, так и должно быть. Ты в Бога веришь, а я в судьбу. От судьбы не уйдешь, но можно попробовать. Я пробую. А муть со дна не я подняла. Так что молись, чтобы я ошибалась. Катька и Анька — это наше все.

Виктория встала с табуретки и, уже стоя, допила коньяк, но медлила уходить, как будто хотела еще что-то добавить к сказанному.

Григорий махнул на нее рукой и схватился за голову:

— Да иди уже, и без тебя тошно. Хотя стой. Ты с Женей все это время общалась, а как же Катька? Он чего, не знает, что она его дочь?

— Он знает, чья она, и боится как огня. Будь здоров. Будут новости — позвоню, и ты звони, как соскучишься.

Вика вышла из кухни и позвала дочку.

Как только дверь за гостями закрылась, Григорий сразу бросился к образам и начал истово молиться.

09.09.2006 15:00

Желание разобраться со своим прошлым быстро угасало. Что здесь можно узнать через столько лет? Люди не могут вспомнить сюжет фильма, который смотрели вчера, или то, что с ними происходило неделю назад, а здесь — история восьмилетней давности. События той поры давно быльем поросли, пустили корни в легендах этого города, срослись и переплелись в сознании людей с другими происшествиями. Сегодня вряд ли кто-то сможет внятно пересказать эту историю, слишком много людей, связанных с теми событиями, ушли с этого света — нет уже родителей, пропал без вести Женя. Нет, нужно завязывать с частными расследованиями, ничего хорошего она здесь не найдет. Жила же она восемь лет без этого города и его стремных жителей и может обойтись без них и дальше. Никого она больше разыскивать не будет, примет лекарство, поспит и поедет в Москву — там муж сходит с ума от волнения за нее, там ее ждет Аня. Все решено. Катя выпила лекарство. Но рассказ Белки никак не давал покоя. События не укладывались в голове в четкую картинку. Не получалось сложить последовательную цепь событий из безумной истории. И самое главное, все это безобразие не увязывалось с Катиным эго, чистоплюйка-память отчаянно сопротивлялась, отторгая грязные эпизоды, хотя некоторые герои событий проступали в сознании все ярче и ярче. Катя вновь отпила воды из стакана, который так и держала в руке после приема лекарства. «Чушь, чушь, чушь! Жуткая ахинея», — пульсировали мысли.

В дверь постучали. Катя вздрогнула от неожиданности и расплескала оставшуюся на дне воду. Поставив стакан на стол, она пошла открывать дверь. На пороге стоял высокий мужик в светлой вельветовой кепке, с некогда красивым, а сейчас обрюзгшим лицом пьющего человека. Стильный бордовый джемпер плотно обхватывал спортивный торс под черным кожаным пиджаком нараспашку. Сильный аромат парфюма не мог перебить алкогольного перегара. Стоило Кате открыть дверь чуть шире, как пришелец упал к ее ногам. Модная кепка упала на пол с опущенной головы, длинные светлые волосы закрыли лицо. Катя испуганно отпрянула: