Возвращение Сэмюэля Лейка - Дженни Вингфилд Страница 11

– Помочь? – спросила Сван.

– Нечего помогать.

– Я не против…

– Ну а я против.

Сказал, будто кувалдой припечатал. Сван прищурилась, сделала бесстрастную мину.

– Знаете что? – предприняла она новую попытку, чуть выждав.

– Что?

– Я на вас только даром время потратила.

– Да неужто?

– А то!

Сван вскочила и выразительно топнула. Презрительно так топнула. И, скрестив руки на груди, глянула на торчащие из-под грузовика ноги. Знать бы, какая из них настоящая, – пнуть бы хорошенько. Но Сван не знала, а потому пришлось ограничиться словами пообиднее.

– И чего я таскалась за вами как хвост собачий, будто вы герой какой. Никакой вы не герой, а старый бутлегер. Одноногий! И не верю я, будто вы кому-то там жизнь спасли. А ногу вам отстрелили, когда с поля боя убегали. И этот Йем Фергюсон уж таким замухрышкой был, наверное, раз даже вы смогли его на тот свет отправить. Я бы вас и темной ночью на кладбище не испугалась.

Стало тихо-тихо. Дядя Той больше не скрежетал под машиной. Вот сейчас как выскочит… Но Сван не собиралась убегать. Не боится она его, и все! И плевать ей на него. Раз ему до нее нет дела, ей до него тоже.

И она продолжила:

– И не нужна мне теперь ваша дружба.

Эти слова дались ей тяжело, еще тяжелее, чем предыдущие ужасные слова, потому что на самом деле она так не думала. Сердце заныло, будто она закрывала дверь, которую не хотела закрывать, ни за что на свете. Но с нее хватит. Она не из тех, кто умоляет о подачке. Она развернулась и гордо, без оглядки, удалилась.

Той вылез из-под грузовика и сел. Посмотрел, как Сван заходит в дом, – спина прямая, голова вздернута.

– Невелика потеря, – сказал он беззлобно.

Впрочем, это было не совсем правдой.

Сэмюэль прикатил на своем драндулете уже в сумерках. Сван поджидала его на крыльце. Едва отец вылез из машины, Сван бросилась к нему через двор и повисла на шее.

– Ну-ну, потише, – строго сказал Сэмюэль, но, конечно, он был рад столь теплому приему.

– Мы переезжаем?

– Да.

– Здорово! Куда?

– Потом расскажу. Где мама?

Тут на крыльце возникла Уиллади, помахала рукой, и они устремились друг к другу. Бернис сидела на качелях, почти скрытая вьюнками, оплетавшими перила крыльца. Она видела, как Сэмюэль и Уиллади прильнули друг к другу. Прискакали с выгона Нобл и Бэнвилл, кинулись к родителям – и обхватили сразу обоих, потому что отец и мать так и стояли обнявшись. Вот парочка – после разлуки всегда радуются, будто не виделись вечность.

Наконец Сэмюэль выпустил жену, подкинул Бэнвилла высоко-высоко, со звериным рыком тряханул и поставил на ноги. Нобла он в знак приветствия двинул в плечо. Нобл дал сдачи. Сэмюэль скривился, будто от боли, и, пока Нобл соображал, не перестарался ли, Сэмюэль вновь засадил ему хорошенько.

А Бернис все наблюдала из своего уголка, с качелей. Сэмюэль, Уиллади и дети поднимались по лестнице, галдя наперебой. Когда поравнялись с Бернис, она встала грациозно, по-кошачьи. Короткое кремовое платье подчеркивало фигуру при каждом движении. Все обомлели. Мимо Бернис нельзя пройти равнодушно.

– Как дела, Бернис? – спросил Сэмюэль.

– Расчудесно, – пропела она.

Уиллади прикрыла глаза и так же нараспев, томно, сказала:

– Сэм, ужин на плите. Как будешь готов, приходи.

И ушла в дом. Вот что значит доверие.

– Где твой муженек? – спросил Сэмюэль.

Бернис небрежно махнула: мол, на заднем дворе. Сэмюэль повернулся в ту сторону и кивнул, будто ему по душе, что Той где-то рядом.

– Я слышал, он здесь хозяйничает последние дни.

– Ну да.

Сэмюэль вглядывался в лицо Бернис – без теплоты, но и без неприязни. Взгляд его давал понять, что он знает, к чему Бернис клонит. Потом открыл сетчатую дверь, впуская детей:

– Ну, пошевеливайтесь, мама ждет.

– Жду-жду, святой отец, – пропела из кухни Уиллади.

За ужином Сван, Нобл и Бэнвилл приставали к отцу с расспросами, куда они переезжают, но Сэмюэль отмалчивался. Это было на него не похоже. Обычно ему не терпелось выложить новость, как можно заманчивее преподнеся новое место, пересказывая то, что он услышал от людей, там побывавших. Но его, как правило, посылали в такое захолустье, куда редко кого заносило даже проездом, – кроме разве что покидавшего приход пастора, а тот обычно не похвалы месту расточал, а предостерегал. Но Сэмюэль всякий раз умудрялся найти хорошее. Люди там – соль земли, природа радует глаз, а церковь – памятник архитектуры, и ходят слухи, что под ней есть подземные ходы, а во дворе пасторского дома есть где поставить домик для игр – и так далее и тому подобное.

Сегодня, однако, ни от кого не укрылось, что все иначе. Даже Калла, Той и Бернис смотрели выжидательно.

– Что-нибудь случилось, Сэм? – встревожилась Уиллади.

– Я хотел рассказать сначала тебе, а потом остальным.

Уиллади передала Тою лимскую фасоль.

– Не иначе как нас посылают в дельту, на болота. Мы везде уже были.

– В дельту нас не посылают. – Сэмюэль отставил чашку, положил руки на стол. Все взгляды были прикованы к нему. Все ждали. – Нас никуда не посылают.

После ужина Сван побила все рекорды – так далеко от дома вечером она еще не уходила. Она искала местечко, где можно все обдумать. Она бы с удовольствием подумала на качелях, но не успеешь чихнуть, как тетя Бернис нарисуется. Вечно она, как только уберут со стола, на качели садится. Сван никогда не просили помочь с посудой, хотя многие ее ровесники – вот бедняги! – горбатились по хозяйству. Уиллади считала, что детей нельзя лишать детства, вырастут – успеют наработаться. Бабушка Калла, напротив, полагала, что детство – самое подходящее время, чтобы приучаться к труду, но Сван кого угодно могла довести до белого каления, и бабушка давно оставила ее в покое. А у тети Бернис если и имелось свое мнение на этот счет, то она держала его при себе и, покончив со своей долей работы, до позднего вечера растворялась в укромном уголке веранды, лишь качели тихонько поскрипывали.

Сван иногда пыталась представить, о чем размышляет тетя Бернис, сидя одна на веранде. И как-то раз спросила. Тетя Бернис, откинув волосы, промурлыкала: «Ммм… да так, обо всем».

Словом, о качелях нечего и думать, и Сван пересекла двор, миновала машины, стоявшие как попало между домом и дорогой. Вот уже час в «Открыт Всегда» стекались завсегдатаи.

В другое время Сван прокралась бы задами к бару, притаилась и попробовала заглянуть внутрь. Ей и братьям это строго-настрого запрещалось, но они подсматривали при всяком удобном случае. Смотреть там было не на что, и, если бы не запрет, они давно бросили бы это дело. Но раз запрещено – значит, не зря, и они продолжали.