Злые ветры дуют в Великий пост - Леонардо Падура Страница 11

Поставь битлов! Пусть магнитофон твой и все прочее, только я желаю слушать этих чертовых битлов! Strawberry Fields [9]— лучшая песня в истории человечества, я отстаивал свой выбор яростно, страстно, и вообще, какого хрена ты меня позвал? Дульсита, сказал он. А сам такой худющий, откуда, скажите, силы берутся слова произносить, и кадык прыгает, будто что-то проглатывает. Ну и что дальше? То, что Дульсита уезжает. Она уезжает, сказал он мне, а до меня никак не доходит, куда, черт подери, она уезжает — домой, в школу, в Лома-дель-Бурро, [10]и тут вдруг понял, что я настоящий осел. Уезжает — это значит уезжает, сваливает, сматывается, несется во весь опор в одно только возможное место — Майами. Уезжает — это значит, что она никогда больше не вернется. Но как же так? Вчера позвонила мне, поздно уже, и сказала. Мы, как поссорились, так больше почти и не встречаемся, но иногда она мне звонит, иногда я ей — короче, остаемся друзьями, даже после того как я так подло поступил по отношению к ней, связавшись с Мариан. Позвонила мне и говорит: я уезжаю.

Комната стала желтой от закатного солнца. Грустно звучала Strawberry Fields, а мы молча смотрели друг на друга. О чем говорить-то? Из всех нас Дульсита была лучшей: защитница слабых и обездоленных — вот как мы называли ее ради прикола, но только она умела выслушать остальных, и только ее любили все остальные, потому что она умела любить. Дульсита была своя в доску — и на тебе, уезжает. Скорей всего, мы уже никогда не увидим ее и не скажем — черт побери, какая же она добрая, Дульсита; ни написать ей не сможем, ни по телефону поговорить и даже вспоминать почти перестанем, потому что она уезжает, а тот, кто уезжает, обречен на потерю всего, даже места в памяти друзей. Но почему она уезжает? Не знаю, отвечает он, я ее не спрашивал; да и какая разница, важно, что она уезжает. Он встал, отошел к окну, и я против света не видел его лица, когда он сказал: уезжает — вот ведь, а? — и я понял, что он сейчас заплачет, и было бы хорошо, если бы заплакал, потому что иначе даже воспоминания остались бы незавершенными. И тогда он сказал: сегодня вечером я пойду к ней. И я тоже, сказал я. Но мы так и не повидались с ней напоследок. Мать Дульситы сказала нам: она заболела, спит, но мы-то знали, что не заболела и не спит, все это неправда. Просто она уезжает, подумал я тогда, а после долгое время жил, так и не поняв почему: Дульсита, самая лучшая, самая хорошая, маленькая женщина, которая не раз демонстрировала свое мужество, мужество во всем. Мы побрели восвояси молча, будто в похоронной процессии, а когда пересекли улицу, помню, Тощий сказал: смотри, какая луна красивая.

Конде всегда считал, что ему нравится этот район — Казино-Депортиво был целиком и полностью построен в пятидесятые для той буржуазии, какая не дотягивала до собственных вилл с бассейнами, но могла позволить себе роскошь иметь дом с отдельной комнатой для каждого ребенка, с просторной верандой, гаражом и надежной машиной. Несмотря на прошедшие годы и отъезд в эмиграцию большинства обитателей Казино-Депортиво, облик этого мирка не слишком изменился — именно отдельного мирка, не похожего на другие гаванские районы, уточнил для себя Конде. Он сидел в машине, движущейся по Седьмой улице в сторону пересечения с проспектом Акосты, и думал, что здесь даже вечерние сумерки наступают неспешно, без резких скачков, и не чувствуются порывы ветра, и все городские неудобства и нечистоты будто изолированы от этой заповедной зоны, почти полностью населенной новоиспеченными руководящими работниками. Все те же свежевыкрашенные коттеджи с ухоженными палисадниками, только за решетчатыми воротами встроенных гаражей теперь стоят новенькие «Лады», «Москвичи» и польские «фиаты» с непроглядно темными стеклами. Редкие прохожие чувствуют себя в полной безопасности: в этом районе нет уличной преступности; все девушки красивые и почти такие же ухоженные, как дома и палисадники; никто не держит злых собак, а из-под канализационных решеток не несет дерьмом. Во время учебы в Пре Конде не раз приезжал сюда в гости на потрясающие вечеринки, на которых обязательно играла какая-нибудь рок-группа — «Гномы», «Кент» или «Сигнос» и танцевали только под рок, никакой латины или кубинского руэда-де-касино, [11]никаких потасовок под конец с битьем бутылок о головы, как было принято в скандальном и облупленном родном квартале Конде. Да уж, неплохо устроилась, сказал он, увидев двухэтажный особняк — и красивый к тому же, и свежевыкрашенный, и с ухоженным палисадником — жилище Каридад Дельгадо.

У матери Лисетты были очень светлые, почти белые волосы, и только у самых корней они предательски выдавали свой натуральный цвет — темно-каштановый, очевидно воспринимаемый их владелицей как слишком заурядный. Конде захотелось пощупать их пальцами; он где-то читал, что знаменитые белокурые локоны Мерилин Монро — результат многолетнего безжалостного обесцвечивания — после ее смерти превратились в пучок иссохшей соломы. Однако роскошные волосы Каридад Дельгадо выглядели вполне здоровыми. Чего нельзя было сказать о лице: несмотря на косметические рецепты, которыми она щедро одаривала всех кубинок и с упрямым фанатизмом пользовалась сама, ей, мягко говоря, не удавалось скрыть свои пятьдесят. От уголков глаз вниз поползли морщинки, кожа на шее стала безнадежно дряблой. Несомненно, в ней угадывалась бывшая красавица, хотя ростом она была гораздо ниже, чем казалась в телевизоре. В стремлении доказать миру и самой себе, что не все потеряно, что «красота и счастье возможны», она не носила бюстгальтера, и сейчас под тонким джемпером вызывающе торчали твердые круглые соски, похожие на две детские пустышки.

Маноло и Конде прошли в гостиную, и лейтенант, по своему обыкновению, взялся детально осматривать обстановку.

— Пожалуйста, присядьте на минутку, у меня там кофеварка включена, сейчас принесу вам кофе, наверное, уже готов.

Музыкальная система с двумя блестящими колонками, высокая вращающаяся подставка для аудиокассет и компакт-дисков, цветной телевизор и видеомагнитофон Sony, на потолке — светильник с вентилятором (такой же висит в просторной прихожей и, вероятно, во всех остальных комнатах), на стене два рисунка с автографом Сервандо Кабреры; [12]на обоих изображены обнаженные тела, вернее только средняя часть тел, сплетенных в любовной схватке; на первом любовники соединяются вполне традиционным способом, на втором — per angostan viam. [13]Плетеную мебель отличает строго рассчитанная простота, и она не имеет ничего общего с ширпотребом, который завозят в наши магазины из далекого Вьетнама. Все здесь нравилось Конде: свисающие сверху листья папоротника, изделия из керамики в разных стилях, а также маленький бар на колесиках, в котором он с завистью увидел едва начатую бутылку «Джонни Уокера» (с черной этикеткой!) и литровую бутылку никарагуанского рома «Флор де канья» (выдержанного). При такой жизни кто хочешь будет красивым и даже, наверное, счастливым, подумал он, глядя, как в комнату входит Каридад с подносом, на котором позвякивали три чашки.