Женская собственность - Валентин Черных Страница 11

— Ты обо мне ему рассказала?

— Нет, конечно. А зачем ему знать?

— А может, я тоже хочу на тебе жениться?

— Когда хотят, то женятся, а не разговоры разговаривают.

— Мы с тобою тоже не только разговоры разговаривали.

— А об этом забудь, — жестко сказала она. — Что было, то прошло. Больше сюда не приходи. И вообще про меня забудь. А сейчас уходи.

В следующее воскресенье он приехал к Марине. Наступило распределение на практику. Направляли обычно в местные совхозы и колхозы, но лучшие обычно ездили в подмосковные показательные хозяйства. Он был отличником, получал повышенную стипендию и на предварительном распределении получил назначение в подмосковный совхоз «Восход», но перед самым отъездом ему сообщили, что он снова едет на практику в свою деревню. Он пришел к декану и сказал:

— Меня должны были направить в совхоз «Восход».

— Никто тебе ничего не должен, — ответил декан. — Пока ты всем должен.

— Извините, — сказал он. — Но я вынужден буду написать заявление в партком, что со мною сводят счеты.

Он не собирался писать, но понимал, что надо сопротивляться.

— Это какие же счеты? — поинтересовался декан. — Какие у меня с тобою могут быть счеты? Ты мне ничего не должен, я тебе тоже.

Декан посмеивался. У него был опыт, как сбивать спесь с таких щенков. И объяснять не надо, и оправдываться тоже, просто задать вопрос и ждать ответа. В конце концов, всегда есть неопровержимое доказательство: отличников много, а мест в показательных хозяйствах мало.

— Так какие же счеты? — повторил вопрос декан.

— Ну, не счеты, — согласился он. — Скорее услуга начальству. Наглец должен быть наказан. Дочерей начальства бросать нельзя. Корпоративная солидарность. Вы ведь в свое время не бросили дочь начальника, а женились на ней.

Декан начал медленно багроветь, и он понял, что совершил непростительную ошибку. Он затронул скрываемое, а такое не прощают. Все знали, что декан работал экономистом в колхозе и был переведен в областное сельхозуправление, когда женился на дочери директора областного банка, горбатенькой, умной и злой старой деве, которая теперь преподавала на их факультете экономику. Она пристроила декана в институт, когда ему порекомендовали подать заявление по собственному желанию из-за регулярных запоев. С наукой у декана тоже не получилось, его диссертацию дважды заваливали, и он пошел по административной линии. Правда, и здесь у него ничего не получалось: организовать работу факультета он не смог, конфликтовал с преподавателями и студентами и снова запил. Он дважды уходил от своей некрасивой жены, которая, по-видимому, не очень переживала, сына она родила, защитила докторскую диссертацию. Декан вернулся в очередной раз и стал пить еще больше. В середине дня он был уже на взводе, студенты знали, что на последнем партийном факультетском собрании декан был предупрежден, что если не перестанет пить, то будет направлен в лечебно-трудовой профилакторий.

— А ты большое дерьмо, — сказал декан. — И запомни, я тебя размажу!

Он на несколько секунд растерялся, Конечно, декану можно ответить тем же, но это ситуацию не меняло. Можно обозвать его алкоголиком, но об этом все знали и даже сочувствовали, как всякому тяжелому больному. И тогда он сказал:

— Не размажешь. Не получится. Я замечательно учусь, занятий не пропускаю, а вот вас размазать вполне можно, потому что вы на своих лекциях несете черт знает что. Что значит раскрестьянивание? Значит, вы против коллективизации? Я вырос в колхозе и на любом уровне могу доказать, что вы учите не тому, чему надо.

Он увидел даже не испуг в глазах декана, а тоску, ему показалось, что декан сейчас заплачет. Он ждал ответа, но декан молчал, и он вышел из кабинета.

Декан читал курс по экономике колхозов. Он не говорил, что колхозы ошибка, но всем было ясно, что форма колхозов стала тупиковой, он об этом знал сам, об этом говорил и отец.

Он вышел из института, понимая, что не будет писать на декана, потому что сам боялся встретиться с сытыми ребятами из Комитета государственной безопасности. Только один раз они приезжали в колхоз, когда сгорела колхозная птицеферма, а отец тогда был заведующим фермой. Трое мужчин в серых драповых пальто, серых кепках и хромовых офицерских сапогах зашли в правление колхоза, и деревня притихла. Взрослые, наверное, вспомнили те годы, когда ребята из этого ведомства появлялись часто, и всегда после их отъезда в деревне недосчитывались одного-двух мужиков, которые возвращались в деревню не раньше чем через пять лет. Его допрашивали тоже, перепроверяли, правду ли говорит отец. Допрашивали двое, один задавал вопросы, другой записывал. На следующий день допрашивал тот, кто записывал, а записывал тот, кто допрашивал. Отца увезли, он вернулся через три месяца, и все считали, что ему повезло.

Он представил, что если он напишет, то начнутся такие же допросы, и понял, что писать не будет. Он был уверен, что проиграл, не должен был декан испугаться его угроз. Да и времена уже другие, местных диссидентов, которые собирали подписи в защиту академика Сахарова, вызывали в управление, но не сажали. Местные свои протесты не передавали зарубежным корреспондентам, наверное, не знали, как передать, кроме как отправить по почте, а по почте такие протесты дальше московской улицы, где было расположено Управление КГБ, не доходили.

Но как ни странно, декан испугался, а может быть, не захотел связываться, неприятностей у декана хватало, и он получил направление в подмосковный совхоз «Восход».

Перед отъездом на практику он пришел к самому закрытию магазина «Кулинария». Вера вышла со своим мужем. Маленький, кривоногий, он вел ее под руку бережно, она была беременна. Увидев его, она кивнула и продолжила разговор с мужем. Для нее он теперь был не больше чем знакомый, с которым здороваешься, потому что встречаешь и уже не помнишь, то ли ты ему одалживал, то ли у тебя одалживались, хотя он всегда помнил, у кого брал в долг и особенно если у него брали. Он тогда так и не понял, кто для женщины главнее: тот, кто нравится, или тот, кто надежнее.

Он запомнил свой приезд в подмосковный совхоз.

С Ленинградского вокзала он переехал на Савеловский, как было записано в пояснительной записке, приложенной к направлению.

Он не поехал в центр столицы, решив, что за два месяца практики будет достаточно времени, чтобы осмотреть Москву.

За сорок минут он доехал от Москвы до совхоза, зашел в контору и доложил о прибытии на практику секретарше директора, очень пожилой женщине, что его удивило, он знал еще немногих начальников, которым полагались секретарши, но все виденные до сих пор были молоденькими девушками.

— К директору зайдешь ровно в два, после обеда. Директор не любит, когда опаздывают, — предупредила секретарша.

От завхоза он получил одеяло, простыни, подушку и поселился в комнате общежития с таким же, как и он, практикантом, только из Смоленского сельскохозяйственного института, будущим зоотехником.