Двенадцать - Ник Макдонелл Страница 11

— Я думал, у тебя есть парень.

— У меня много парней, — отвечает она, улыбаясь ему. — Вот так я и живу. Но я не потаскушка…

— Конечно нет.

— Разные парни интересны по разным причинам. А парней так много. Но у меня был совершенно особый повод заинтересоваться тобой.

— И какой же?

— Об этом тебе придется догадаться самому.

Однажды бабушка Сары отправилась на вечеринку для тех, кто впервые выходит в свет. Предполагалось, что это развлечение должно стать важнейшим событием для того поколения. Вечеринку устроили на Лонг-Айленде. Не в Хамптонсе, а на северном побережье, где были огромные усадьбы, окруженные невероятными садами. Вечеринка вышла бурная, молодежь прямо с люстр свисала, а особняк, где все происходило, был просто разгромлен. Приехали копы из двух округов, было арестовано человек восемь-десять ребят из Йельского и Колумбийского университетов. Эта история попала на обложку журнала «Лайф», а через девять месяцев родилась мать Сары.

Белый Майк идет по Лексингтон-авеню в сторону Девяносто первой улицы, чтобы встретиться с Джессикой. Он сейчас вместе с Лайонелом, потому что после ее звонка ему нужно было достать этот новый товар, «двенадцать». Девочка отлично описала наркотик, хотя и называла его «двенадцатым номером». Он понял, о чем она говорит. Казалось, что она до сих пор испытывает те ощущения, которые описывает.

Вся эта история начинает Белого Майка беспокоить. Новый наркотик его напрягает. Кроме того, из-за него приходится постоянно иметь дело с Лайонелом, а Лайонел — мерзкий тип. Глаза у Лайонела карие, с налитыми кровью желтоватыми белками. Белый Майк знает, что Лайонел носит с собой пистолет, и это очень опасно, когда зарабатываешь много денег. Когда все начиналось, Белый Майк не видел никакого оружия, но весьма скоро речь пошла уже о больших деньгах. Как только начинают совершаться сделки на тысячу долларов и больше, дилеры всегда хотят как-то себя защитить. Слишком большие это суммы, чтобы обращаться с ними как попало. Конечно, подростки об этом не имеют ни малейшего представления.

Чисто интеллектуально Белый Майк знает все. Знает, что Лайонел родом из тех мест, где делали крэк, хотя теперь там много не достать. Он знает, что в районе, где обитает Лайонел, случаются настоящие беспорядки, что старый район города живет такой жизнью, о которой друзья Белого Майка слышали только на уроках истории и которую только он видел своими глазами. Белого Майка можно считать знатоком «другого Нью-Йорка», более того, он сам участвует в том, что там творится. И от этого ему кажется странным и в то же время совсем не удивляет, например, что у Лайонела есть дети. Лайонел, представьте себе, однажды рассказывал, как его сына, Джереми, в третьем классе учительница наказала за то, что он писал на парте, а ребенок заявил ей: «Мой папа тебя пристрелит». Учительница прекратила его ругать, а потом, в том же году, уволилась. Лайонел этим гордился: «И я, конечно, застрелил бы эту сучку. Застрелил бы всякую жопу, которая мне досаждает. Училка, коп, юный хулиган — для меня это без разницы. Все одинаковые». Эти слова не выходят у Белого Майка из головы. Белый Майк и Лайонел на ходу друг с другом не разговаривают.

Дойдя до Девяносто первой улицы, они замечают Джессику, которая ожидает их на углу, прохаживаясь вокруг телефонной будки. Она то и дело оглядывается, но двух наркодилеров замечает только тогда, когда они оказываются почти рядом с ней. Она старается вести себя как крутая, но раньше ей такого явно делать не случалось. Белому Майку становится ее жаль.

Лайонел пристально разглядывает девочку, но она все внимание сосредоточила на Белом Майке. Из этих двоих ей проще иметь дело с ним. Они представляются друг другу, и Белый Майк спрашивает, сколько ей нужно. Но Джессика хочет сначала узнать, точное название порошка, хотя и не боится показаться неосведомленной. Обхватив себя руками и отведя взгляд от Белого Майка, она задает свой вопрос. Лайонел ухмыляется и похрюкивает от хохота.

— «Двенадцать», — отвечает Белый Майк. Он пытается смотреть ей прямо в глаза, но встретиться с девочкой взглядом не удается.

— Как-как?

— «Двенадцать».

— А-а.

Из-под капюшона Лайонела внезапно раздается его баритон, неожиданно мягкий, почти мелодичный.

— Сколько, — произносит он, как будто не задавая вопроса.

Только тогда Джессика впервые смотрит на него. Чернокожий, лицо скрывает капюшон нестираной фуфайки, а глаза уставились прямо на нее. Лайонел по-своему красив. У него сильная челюсть, и он не кажется толстым, хотя габариты его весьма внушительны. Джессика впитывает то, что видит, запоминает.

— Тысяча. — Ради этого ей понадобился почти весь кредитный лимит.

На долю секунды Лайонел удивленно поднимает брови. Белый Майк вздыхает, жестом показывает двум другим, чтобы они пошли дальше по улице, забирает у девочки хрустящие купюры, и Лайонел дает ей пять крошечных пакетиков. Теперь Джессике кажется, что этот наркотик находится в сфере влияния Лайонела, а не Белого Майка. Она переключает внимание. Белый Майк с удивлением слышит, как она просит Лайонела дать ей номер его пейджера:

— Потому что, понимаешь, было бы проще связываться напрямую, а я, возможно, захочу купить еще….

Лайонел дает ей номер. Белый Майк старается об этом не думать.

Джессика, которой теперь не терпится с ними расстаться, прощается, поворачивает за угол и спешит в сторону Пятой авеню.

А это вышло совсем просто.

Как же я крута.

Она говорила, а Белый Майк смотрел на нее. Мать сказала, что это, возможно, случится через пару лет, но может, и раньше, а потом попросила у него прощения, и он ответил: «Не переживай, ты же не виновата». Она сказала, что больше об этом говорить не будет и теперь им нужно просто прожить жизнь как можно лучше. Ты слышал меня, Майкл? Всегда делай все возможное, чтобы сделать свою жизнь самой лучшей.

В ту ночь Белый Майк проснулся после полуночи и в темноте пошел на кухню. В их старой квартире была кухня без окон, и, когда за ним с тихим свистом закрылась дверь, стало совсем темно. Из щели под дверью не пробивался ни лучик света. Он открыл навесной шкафчик и стал искать пачку печенья Он нащупал ее и достал, все в такой же темноте. Потом он придвинул к буфету табуретку, чтобы взять стакан. Первым попался бокал для шампанского, и Майк взял его (бокал был такой же холодный, как и кафельные плитки, на которых он стоял босыми ногами). Он поставил бокал на стол рядом с печеньем. Стараясь не шуметь, он распечатал упаковку и достал несколько штучек печенья, все, которые лежали в первом ряду. Их он положил рядом с бокалом, завернул пачку и поставил ее обратно в шкафчик. Он повернулся в сторону холодильника, вглядываясь в темноту перед собой. Потом закрыл глаза, и темнота неуловимо изменилась, хотя, возможно, разница была только в понимании того, что глаза закрыты Он шагнул в сторону холодильника и открыл дверцу. Закрытые веки залил оранжевый свет, и Майк протянул руку, чтобы достать молоко. Он нащупал холодную тяжелую коробку, вынул ее и как можно скорее закрыл дверь. Яркий свет исчез, и Майк открыл глаза В темноте он распечатал коробку и налил себе в бокал неразбавленного клюквенного сока, любимого напитка его матери.