Работа над ошибками - Мартин Бедфорд Страница 11

Обо всем этом я узнал от своего адвоката. Целый час он подробно расспрашивал меня о письмах Патрику, а его помощница, с присущей ей методичностью, старательно все записывала. В какой-то момент, в самом начале допроса, что-то в моем описании первой серии картинок побудило их обменяться взглядами – взглядами, в которых явственно сквозила напряженность. Сначала я отнес это на счет красочности своего рассказа о наказании, которое посчитал нужным применить всадник в плаще, – кровавые обрубки и пр. Но очень скоро я осознал, что в том, как посмотрели друг на друга адвокат и его помощница, было нечто большее, чем совместно испытываемое отвращение. Разумеется, суду нечего мне предъявить, кроме порчи книг, использования почтовой службы Ее Величества для рассылки писем оскорбительного и угрожающего содержания, а также причинения беспокойства некоему мистеру Энтони Патрику, историку. Но даже эти люди, мои представители, хоть их и посетило что-то вроде озарения в отношении истинного смысла данной работы над ошибками, подсознательно не желают понять ее в полной мере. Они отрицают, сопротивляются, ищут логические объяснения. Тем не менее они знают. Я увидел это в их глазах в тот момент, когда они обменялись взглядами, почувствовал по их поведению. Они, мать их, все поняли.

Будет ли мистер Патрик давать показания?

Не лично.

То есть?

По моим сведениям, упомянутому джентльмену разрешено не присутствовать в суде по причине, э-э, болезни.

Болезни?

Он представит суду заверенные показания.

Все мои попытки заставить адвоката подробнее рассказать о заболевании мистера Патрика натыкаются на глухое молчание. Он отводит глаза. В конце концов, после некоторого колебания, за него отвечает помощница. Ровным, деловым тоном. Официальная информация в ответ на официальный запрос. Она сообщает, что в начале прошлого года у свидетеля – то есть у мистера Патрика – развилась болезнь Паркинсона. И уже несколько месяцев он находится на излечении в частной клинике. Болезнь поразила свидетеля внезапно, развитие ее было стремительно, и, по имеющимся данным, тремор рук у больного настолько силен, что остановить дрожь можно, только сев на ладони. Он не может пользоваться письменными и столовыми приборами, не в состоянии удержать чашку или воспользоваться туалетом без посторонней помощи. Руки отказали мистеру Патрику полностью.

География:

1) наука, изучающая жизнь планеты Земля и описывающая:

1а) сушу, моря и воздушное пространство;

16) территориальное распределение растении, животных, в том числе людей, и промышленности;

2) географические особенности какой-либо местности.

Наш микрорайон представлял собой остров, треугольник; четыре сотни домов с грубо оштукатуренными стенами, ограниченных с одной стороны двухполосным шоссе, а с двух других – рощицей и промышленной зоной. Шесть огромных восьмиэтажек – нагромождение квартир над бесконечной чередой магазинов, улица с небольшими коттеджами, стариковский приют, два паба, оздоровительный центр, скаутская казарма, церковь, детская площадка. Казарму как-то сожгли, потом перестроили, потом снова сожгли. Перед церковью на щите вывешивались плакаты типа: «Иисус ждет вас в гости на Рождество» или «Плотник из Назарета сколачивает артель». Раньше на месте нашего микрорайона были поля и леса, и холм – там, где потом построили школу. А осталась только рощица – скопление высоких деревьев на горке с видом на крыши домов. Почва в рощице – в основном гравий и галька. Отец говорил, что когда-то, много миллионов лет назад, еще до людей, здесь было морское дно. В наш дом мы въехали, когда мне было три месяца от роду. Мы перебрались сюда из другой части округа, потому что старая квартира сделалась мала: вместе со мной нас стало четверо. Вокруг были сплошные новостройки, некоторые даже незавершенные, и мама рассказывала, что из-за грохота грузовиков я часто просыпался и плакал. У нашего дома, как и у всех домов на нашей улице, была яркая кирпично-красная дверь. Перед домом – дорожка и клумбы, позади – бетонная площадка и полоска земли. Отец вскапывал ее и сажал овощи. Он хотел еще завести кур, но чертов совет не дал разрешения. Дэннис. сосед, держал голубей в сарае с сетками на окнах. Пахло ими даже у нас во дворе. Дэннис с ними разговаривал, у них у всех были имена. Он подносил их к лицу и целовал в клювастые головки. И каждый день выпускал полетать – их было двадцать, а то и тридцать, – и они кружили, парили над дворами, потом рассаживались по крышам окрестных домов, потом возвращались в сарай. Всегда возвращались. Дэннис, бывало, говорил:

Если голубей держать взаперти, домой их возвращаться не научишь.

В дни скачек он подолгу стоял во дворе и глядел в небо. Ждал, когда белое, серое, голубое покроется черными точками. Отец говорил: голуби – летучая зараза. Крысы крылатые. Когда мы с Дженис играли возле дома, то должны были следить, чтобы не наступить на цветы или овощи. У меня был трехколесный велосипед, у нее – ролики. Мы катались на заднем дворе или туда-сюда по дорожке перед парадным входом. Чтобы смотреть за нами, мама оставляла дверь открытой. Потом я стал старше, у меня появился нормальный велосипед, и я катался уже по всему микрорайону и у фабрик, и в рощице, по втоптанному в землю гравию. Я лазил на деревья. Я хотел духовое ружье, стрелять белок и птичек. Мама сказала нет. А мне хотелось выстраивать в ряд пустые консервные банки и по очереди их отстреливать.

Я перестал играть на улице, когда мне было около двенадцати. Из дома выходил только в школу. Шел в школу, возвращался домой, съедал то, что на третье, уходил к себе. Потом я перестал есть на кухне. Заставлял маму приносить еду ко мне в комнату. Я не разрешал ей входить – она должна была постучать и поставить поднос на пол рядом с лестницей. Если еда мне не нравилась, я выкидывал ее вниз. Если мама все-таки входила ко мне, я дурным голосом орал, чтобы она выметалась. Иногда я прогуливал школу, иногда возвращался домой после первого или второго урока. Маме врал, что плохо себя чувствую, а то и вовсе отмалчивался, не обращал на нее внимания, и все. В те дни, когда я решал не ходить в школу совсем, мама по моему настоянию звонила туда и говорила: «У Грегори плохой день». Когда на следующий день или через пару дней я шел в школу, мама писала классному руководителю записку.

Декабрь 1971

Линн, Грегори

Класс 2 – 3

География

Грегори очень точно и аккуратно чертит карты и диаграммы, но ему следует внимательнее слушать на уроках объяснения учителя.

Э. Р. Дэвис-Уайт (миссис)

К изучению своего микрорайона я вернулся только по окончании эпопеи с мистером Патриком. Для начала стал выходить наружу через день, потом каждый день – всякий раз чуть продлевая время пребывания снаружи. Я рисовал какое-нибудь место – магазин или что-то еще – и себя в нем; потом отправлялся туда, непременно в той же одежде, что и на рисунке. Постепенно топография окрестностей восстановилась в памяти, и я начал совершать более далекие вылазки. Ездил на автобусе, туда, где много магазинов. Сидел в парке: в обед, 18 марта. Кругом были люди – клерки, продавцы, – они ели сэндвичи. Я ни с кем не разговаривал, сидел на деревянной скамье. Было солнечно. Я даже снял на время капюшон. В другой раз я ездил в Лондон, в самый центр. В поезде напротив меня сидела женщина, незнакомая. В зеленом пальто с черными отворотами. На коленях – открытый журнал. Я с ней разговаривал. Мы вели беседу.