Арабская жена - Таня Валько Страница 11

— Сама напросилась, сука! — Бандит громадной ручищей бьет меня по лицу, и я оказываюсь на земле, рядом с корчащимся Ахмедом.

Хватаюсь рукой за горящую щеку и ощущаю боль в голове — падая, я ударилась о тротуар. Через мгновение вижу огромную тень, которая нависает надо мной, заслоняя слабый свет далекого фонаря.

— Ну так что, принцесса? — Отморозок зловонно дышит прямо мне в лицо. — Сейчас я тебя отымею, — заявляет он, и у меня от страха перехватывает дыхание. — Записывайтесь, кто следующий, — говорит он своим дружкам.

— Давай, давай, пока у нас на морозе члены не отвалились.

Меня хватают гигантские лапищи, я извиваюсь, как угорь, но защитить меня некому. Мое пальто рвется, худенькое тело бьет дрожь. Тонкое платьице — единственное, что осталось на мне. Я отталкиваю отморозка от себя, бью его, расцарапываю ему рожу, не переставая отчаянно кричать.

— Ах ты дикая кошка! — Похоже, мое сопротивление лишь сильнее возбуждает его, и он рвет на мне платье — от разреза вверх.

— Сукин сын! — Я впадаю в бешенство: только что он испортил самую красивую вещь, какую я когда-либо носила.

Я съеживаюсь, лягаю его, бью острыми каблуками куда попало. Разумеется, это не помогает. Насильник хватает меня за ноги, переворачивает на живот. Колготки и трусики с треском рвутся, и я знаю: еще минута — и все пропало. Щека моя прижата к обледенелой земле, и я вижу Ахмеда. Его глаза полуприкрыты, кажется, будто он уже умер. Внезапно все происходящее становится безразличным. Я перестаю сопротивляться. Но тут я замечаю, как Ахмед, закусив губу, из последних сил пытается придвинуться ко мне.

— Спасите! — снова ору я. Невозможно, чтобы меня и сейчас не услышали! — Помогите, люди! Убивают! Спасите! — Быть может, еще не все потеряно, быть может, нам еще удастся выжить…

Бандит принимается лупить меня головой о бетонные плиты тротуара. Я ощущаю во рту вкус крови и не понимаю, почему не чувствую боли.

— Старик, не перегибай палку, оставь ее в покое. — Дружки берут распаленного насильника за плечи и оттаскивают от меня. — Пора валить, Пшемек. Зачем нам садиться в тюрягу из-за какой-то шлюхи и черномазого? — В страхе они ускоряют шаг: поблизости уже слышны сирены полиции и скорой помощи.

— Я эту потаскуху еще трахну! — уходя, грозится бандит.

— Дорота… — будто сквозь туман доносится до меня слабый шепот Ахмеда. — Не говори полиции, что ты знаешь его, что он из твоей шко… — Он умолкает, судорожно хватая ртом воздух.

— Успокойся. — Я подвигаюсь к нему и нежно утыкаюсь лицом в его окровавленное плечо. — Не думай сейчас об этом. — Оборванными полами пальто я прикрываю свои голые ноги и ягодицы. — Отморозка поймают, до конца жизни из кутузки не выйдет…

— Нет, говорю тебе! — хрипит Ахмед, из последних сил пытаясь приподняться на локте. — Ну получит он два года условно, посидит с полгодика — и все. Оглянуться не успеет, как выйдет на свободу. Понимаешь?!

— Нет, не понимаю, — ошарашенно признаюсь я, снова укладывая его на мерзлую землю. За моей спиной уже слышны встревоженные голоса полицейских.

— Не понимаешь — ну и ладно. Я хочу решить этот вопрос по-своему, — едва слышно поясняет Ахмед. — Не говори им…

Двое санитаров уже кладут его на носилки и устремляются к карете «скорой». Вспыхивает мигалка, и «скорая» с воем отъезжает. Я остаюсь.

Подбегает полицейский.

— Что это было, кто это был?! — спрашивает взволнованно, даже не дав возможности медикам перевязать меня. — Вы кого-нибудь узнали? — настаивает он.

— Нет… Это какие-то чужие, не наши… — лгу я как по писаному и откидываюсь на землю, теряя сознание.

Не знаю, сколько времени проходит — то ли день, то ли неделя. Чувствую лишь острую головную боль и неведомую ранее слабость — как будто из меня вышел весь воздух. И непрестанно возвращаются ко мне картины той ночи.

Открыв глаза, я вижу озабоченное мамино лицо, какое-то медицинское оборудование, белые халаты врачей… и снова все окутывается туманом.

— Что с ним? — таковы первые слова, которые мне удается произнести.

— Все хорошо, все хорошо, — успокаивает меня мама. — Отдыхай, набирайся сил. Не думай сейчас о глупостях.

Что она говорит?! Да это же самое важное, что только может быть, ведь речь идет о самом любимом моем человеке, а она называет это глупостями… Вдруг он уже мертв, а мать так неумело пытается от меня это скрыть? Но вот она на минутку выходит, и я использую момент: сползаю, ослабевшая, с больничной койки и шаг за шагом, держась за стену, иду в отделение интенсивной терапии. Никто меня не останавливает — видно ведь, что я пациентка. Узнать меня сейчас нелегко: забинтованная голова, опухшее лицо с черными кровоподтеками под глазами и ссадинами на носу.

— Простите… — обращаюсь я к медсестре отделения, которая сидит в регистратуре. — Не знаю когда, но к вам должны были привезти моего парня. Его зовут Ахмед Салими, он араб… — Я едва дышу, ожидая наихудшего.

— А… это тот, с подрезанным горлом? — весело уточняет она. — Где же это вы волочились, что на вас такие бандиты напали?! — с любопытством спрашивает она. Как же, по меркам нашего городка это сенсация: наконец хоть что-то произошло.

— Мы возвращались домой, — объясняю я, а сама еле держусь на ногах. — Это была единственная дорога. — Побелевшими пальцами хватаюсь за край конторки. — Так что с ним? — Чувствую, что больше уже не вытерплю этой неизвестности. — Я только хочу увидеть его.

— Это будет непросто, — беззаботно отвечает она, с интересом глядя на меня. — На следующий же день за ним приехал его друг, вроде бы доктор. Только их и видели. Ординатор не хотел выписывать его, он ведь был в скверном состоянии, но что ж тут поделаешь? Арестовать не арестуешь, он ведь вроде не виноват. Под собственную ответственность покинул отделение, все бумаги подписал, так что мы чисты. Хочет подыхать под забором — его дело. Хотя этот его приятель как будто бы в частной клинике работает…

Так вот оно что! Наверняка это Али вытащил своего земляка из беды. Может быть, благодаря этому Ахмед и выживет! А я-то думала, что после того нашего неудачного визита, так внезапно завершившегося, они никогда больше не захотят друг друга знать… Вот что значит мужская солидарность!

— Такая смазливая девка — и с черномазым водится, — слышу я за спиной слова медсестры. — Мало разве нормальных парней по улицам ходит?! Вот и получила, что заслужила.

Напрягаю все силы, чтобы ускорить шаг. Надо побыстрее вырваться отсюда и начинать действовать. Хватит уже вылеживаться на больничной койке.

Выйти на Али я не могу — не знаю номера его телефона, а Виолетта настолько меня не терпит, что отказывается даже открывать мне дверь и отвечать на какие-либо вопросы.

Телефон Ахмеда молчит целую неделю. Он не подает признаков жизни, а я не хочу быть назойливой: может, он плохо себя чувствует или не в состоянии говорить… Но, проведя в одиночестве выходные, я не выдерживаю и звоню. Раз, второй, третий. Он не берет трубку. Не хочет со мной разговаривать! Я всерьез обеспокоена.