Сказки времен Империи - Александр Житинский Страница 11

— Впереди жених и невеста, — командовала она. — Дальше свидетели…

Какая-то незнакомая девушка подхватила меня под руку и повела. Мы пристроились за Сметаниным и Милой. Мила на этот раз была в нормальном свадебном платье. Сметанин, красный от духоты и ответственности, обернулся и погрозил мне кулаком.

— Следующими становятся родители невесты… — продолжала вещать распорядительница.

За нами пристроилась еще одна пара. Я скосил глаза и, к своему ужасу, обнаружил, что пара эта состоит из элегантной пожилой женщины в розовом костюме и профессора Юрия Тимофеевича, моего руководителя.

Он был строг и торжественен.

— Здра… — прошептал я, но задохнулся.

Профессор кивнул мне немного холодновато. Мол, не стоит церемониться, после поговорим. Я отвернулся, чувствуя, что мой затылок немеет под взглядом профессора. Вот и состоялась наша встреча!

Больше всех я в тот момент ненавидел Сметанина. Только теперь я понял, зачем я ему понадобился в качестве свидетеля.

Сметанин прикрывал мною свой фиктивный брак. Я был буфером между ним и профессором.

Заиграл свадебный марш композитора Мендельсона, и мы вошли в зал бракосочетаний, чтобы выполнить формальности фиктивного брака.

Интересно было бы узнать, о чем свидетельствует брачный свидетель? Свидетель в суде, например, рассказывает, как произошло преступление. При этом он обязуется говорить правду и только правду. С брачного свидетеля таких обязательств не берут. По-видимому, он должен засвидетельствовать, что знает жениха с хорошей стороны и уверен в благоприятном браке. То есть я должен был сделать именно то, против чего активно возражала моя совесть.

Тем не менее в нужный момент я вышел к столу и поставил свою подпись там, где требуется.

— А теперь, товарищи, поздравьте новобрачных! — сказала главная женщина с бархатной красной перевязью.

Мы все, толпясь, подошли к Сметанину и Миле и принялись их целовать куда попало. Хуже того, пришлось целовать и родителей. Я облобызался с собственным профессором, чувствуя, что никогда еще не был в более идиотской ситуации.

— Как ваши расчеты? — спросил он меня между поцелуями.

— Как сказать?.. Скорее хуже, чем лучше, — ответил я и снова приник к его щеке.

После этого мы дружной гурьбой спустились вниз и принялись рассаживаться в такси. Я как свидетель ехал с новобрачными в специальной машине с переплетенными колечками на крыше. К колечкам примотали большую куклу в свадебном платье с фатой. Кукла хлопала глазами на ветру и была очень похожа на Милу. Эта кукла символизировала что-то хорошее.

Мы поехали сначала на Дворцовую площадь, где трижды объехали вокруг Александровской колонны. Зачем это понадобилось, не знаю. Таков обычай. Эти загадочные обычаи плодятся с огромной быстротой. Кажется, уже появилась мода взбираться на купол Исаакиевского собора в день бракосочетания.

Потом мы поехали в ресторан «Ленинград», где был заказан свадебный ужин. Заказывал ужин Юрий Тимофеевич, который взял на себя и другие свадебные расходы. Если бы профессор знал, что его дочь вступает в фиктивный брак, он не потратил бы ни копеечки.

— А ты не боишься, что придется расплачиваться при разводе? — шепнул я Сметанину, чтобы хоть как-нибудь испортить ему настроение.

— Не имеет права. Я узнавал у юриста, — быстро ответил он.

Колоссальный человек!

Все расселись за столом. Гостей было человек сорок. С одной стороны стола сидели старики — тети, дяди, бабушка Милы и прочие родственники. По другую сторону — молодежь. Были ребята из нашей группы, включая Крылова и Вику. Вика разглядывала всех с повышенным интересом и невзначай наводила справки. Она готовилась к своему браку. Крылов до сих пор пребывал в состоянии грогги и никого, кроме Вики, не замечал.

Мои неприятности продолжились и в ресторане, потому что меня назначили тамадой. Я должен был выкликать тосты и время от времени организовывать хор, завывающий «Горько!»

Сметанин и Мила целовались кинематографично и не без чувства. Было не похоже, что впереди их ждет фиктивный брак. Я тем временем потихоньку записывал на салфетке имена и отчества всех родственников, чтобы, не дай Бог, не перепутать.

— А теперь мы попросим бабушку Милы Калерию Федоровну сказать несколько слов и напутствовать новобрачных! — кричал я голосом циркового клоуна.

И несчастная бабушка, принимая за чистую монету все происходящее, проникновенно говорила о трудностях и радостях семейной жизни. Рука об руку… Умейте прощать друг другу… Главное — дети… Сметанин понимающе кивал.

— Горько! — крикнула Вика и вдруг ни с того ни с сего запустила пустым фужером в стенку. Фужер просвистел над головой профессора и разлетелся на мелкие брызги.

— На счастье! — твердо сказала бабушка, выпила и тоже хряснула своим фужером об пол.

Сразу возник официант. Он обеспокоенно повертелся вокруг стола и наклонился к уху профессора. Юрий Тимофеевич, благодушно улыбаясь, что-то сказал официанту. Тот испарился.

Сметанин и Мила опять слились в поцелуе. Они, кажется, вошли во вкус. Свадьба потеряла управление и покатилась дальше сама собой, как трамвай, у которого отказали тормоза. Заиграл оркестр, гости пошли танцевать, а ко мне подсел Юрий Тимофеевич. Он был в приподнятом расположении духа.

— Вот как бывает, Петя, — сказал он, обобщая совершающееся в одной фразе.

Потом он помолчал и стал расспрашивать о Сметанине.

— Скажите, как вам нравится Боря? Вы ведь его хорошо знаете… Как студент он… э-э… немножко с ленцой. Но мне кажется, если захочет, он своего добьется. Не правда ли?

— Совершеннейшая правда! — убежденно сказал я.

— Хорошая пара… — сказал профессор, с любовью глядя в зал, где на площадке перед оркестром кружились Сметанин и Мила.

— Очень подходят друг другу, — согласился я.

— Так что Боря? Мне хотелось бы знать ваше мнение. Вы ближайший его товарищ.

Всякий раз, когда у меня спрашивают мое мнение, я теряюсь. И вовсе не потому, что не обладаю им. Дело в том, что в подавляющем большинстве случаев хотят услышать не мое мнение, а подтверждение своему. Вот и сейчас профессор Юрий Тимофеевич хотел услышать от меня, что Сметанин превосходнейший человек, добрый товарищ и верный друг. Я же придерживался мнения, что Сметанин большой прохиндей, бездарен, но энергичен. Поэтому я сказал:

— Боря очень энергичен…

— Так! — воскликнул Юрий Тимофеевич, радуясь совпадению.

— Любит общество. Всегда живет жизнью коллектива, — продолжал я, вспомнив его поручение относительно мест распределения.

— Ага! — кивнул профессор.

— По-моему, Мила любит его, — закончил я свое мнение.