По ту сторону синей границы - Дорит Линке Страница 11

– А что в этом плохого? – Сакси взял еще одну улитку. – Вот представь: ты в Африке и можешь купить много хлеба. Ты разве детям ничего не дашь?

– Это нельзя сравнивать!

– Нет, можно!

– По-моему, так делать – это высокомерие, – отрезал Андреас.

– А по-моему, это ваще жуть какая доброта!

Электричка остановилась в Люттен Кляйн. Андреас продолжал бухтеть. В конце концов Сакси это надоело.

– Раз ты так считаешь – нечего наши сладости лопать! Отдавай обратно!

Сакси говорил невнятно, рот у него был набит лакрицей, кончик улитки повис на губе червяком.

– Еще чего! – возмутился Андреас.

– Тогда заткнись!

Я еще ни разу не слышала, чтобы Сакси так разговаривал. На Андреаса это тоже явно произвело впечатление. Он молча принялся грызть «Твикс».

Держать язык за зубами оказалось для Сакси делом непосильным, и о «замечательном» происшествии в «Интершопе» скоро уже знал весь класс. Естественно, на нас тут же кто-то стукнул, наверняка Сабина. На уроке математики, когда мы упражнялись с калькуляторами, раздался стук в дверь.

По классу распространился запах лаванды.

– Так, отложите ненадолго ваши калькуляторы, – фрау Тиль обвела взглядом класс. – Ханна, Андреас и Йенс.

Мы как по команде уставились на парты.

– Вам должно быть очень, очень стыдно!

Я украдкой посмотрела на классную. Она тяжело дышала, опираясь на учительский стол.

Золотой медальон колыхался на высокой груди, как буй в Балтийском море.

– То, что вы сделали, – отвратительный поступок! Даже не поступок, а проступок! Тяжелый моральный проступок.

Сзади кто-то хихикнул.

Фрау Тиль перевела взгляд на задние парты.

– А что ты скажешь, Ронни? Почему мы называем это проступком?

– Не знаю, – пробормотал тот.

– Так…

Фрау Тиль пошла между рядами.

– Можно ли брать что-нибудь у классового врага? Кристиан?

– Нет, – ответил тот.

– Та-а-ак. А почему?

– Потому что это отвратительно – брать что-нибудь у классового врага. Это тяжелый проступок.

– Совершенно верно! Трое ваших одноклассников показали вам очень плохой пример. Им должно быть очень, очень стыдно!

Вместо того чтобы дать ей выговориться, Андреас щелкнул пальцами.

– Это был не классовый враг, а симпатичная блондинка.

Кто-то опять хихикнул.

Фрау Тиль пошла пятнами и стала красная как рак.

– Никакой разницы тут нет! Классовый враг многолик!

Сакси поднял руку и начал нести пургу про голодающих детей в Африке.

Но фрау Тиль резко его оборвала:

– Вон из класса, Йенс Блум! Это просто неслыханно – сравнивать борьбу африканских народов за освобождение с вашей нездоровой тягой к западным сладостям! Вон, немедленно!

Йенси медленно побрел к двери, подтягивая, как обычно, сползающие техасы.

– А вот от тебя я такого не ожидала, Ханна Кляйн, – рявкнула она на меня.

Я по-прежнему сидела, уставясь в парту.

– Отвечай, когда тебя спрашивают!

– На какой вопрос отвечать?

– Сабина, давай ты!

– Ханна должна была ответить, что детям ГДР не нужны подачки из капиталистического зарубежья, – застрочила та как из пулемета.

Фрау Тиль кивала в такт.

– Никакие это не подачки из зарубежья! Это просто вещи, их можно купить в магазине здесь у нас, в ГДР.

– Что ты такое говоришь? – фрау Тиль ошеломленно смотрела на Андреаса.

– Нужны только правильные, настоящие деньги.

– Что-о-о?! Ты хочешь сказать, валюта ГДР, валюта страны-члена Совета Экономической Взаимопомощи [11] – это деньги ненастоящие?!

Андреас уставился на парту, не поднимая глаз. Светлые волосы свесились на лицо.

– Мы ждем ответа!

– Не совсем настоящие, – упрямо повторил он.

Фрау Тиль задохнулась от возмущения.

Я вспомнила деда, которого страшно раздражали теперешние деньги, он называл их «фантиками» и «жетончиками». «Игрушечные деньги для игрушечных людей» – его любимая присказка у кассы в универсаме. И у меня сорвалось с языка:

– Они как игрушечные.

Тут терпение у фрау Тиль лопнуло окончательно.

– Вон! Вы оба! И после урока – немедленно к директору! Это просто неслыханно!

Директор Шнайдер, прихрамывая, расхаживал перед нами и толкал речь о достижениях социализма и о том, как это ужасно, что мы дали классовому врагу нас унизить. Он велел нам встать перед его столом: мы стояли и смотрели, как он затачивает карандаши, один за другим, потом ломает их и снова затачивает…

Все это закончилось тем, что в наших дневниках появились жирные замечания красными чернилами.

* * *

Вокруг – непроглядная тьма.

То и дело вблизи проплывают моторки. Они не оставляют попыток нас найти! Из темноты приближается тарахтение мотора, звук нарастает, но ничего не видно: передо мной и вокруг – только черная вода.

Плыву вслепую, в шуме моторов не слышу собственного дыхания. Потом все стихает и возвращается плеск воды. Глубоко вдыхаю, раскидываю руки в стороны, отдаюсь воле волн. Бороться с ними бесполезно – все равно проиграешь.

Волна меня поднимает, опускает и снова поднимает. Одна, вторая, третья… вверх – вниз, вверх – вниз…

Волна подходит справа, оттуда, где была лодка, следующая – спереди, потом слева.

Лодки вокруг нас, их несколько, а может, и всего одна.

Странно. Вышли на охоту, а свет не зажигают. Так они нас запросто переедут и не заметят.

Андреас плывет рядом, шнур между нами натягивается редко. Андреас держит темп, разве что иногда чуть отстает. Можно только радоваться, что он вообще способен плыть так быстро, – тренировался-то он совсем недолго. Честное слово, не ожидала!

Ощущение натянутого шнура странным образом придает уверенность. Так я хотя и не вижу Андреаса, но знаю: он тут.

Понятия не имею, как далеко мы уже отплыли, ощущение расстояния стерлось.

На тренировке все просто – считай себе дорожки: восемьдесят, сто, сто двадцать. Четыре километра, пять, шесть…