Мемуары двоечника - Михаил Ширвиндт Страница 11

— Папа, папа, их там целое стадо!!!

А теперь представьте себя на месте услышавших это веселых артистов! Представили? А теперь на месте партийных начальников? А? И тем и другим смешно, и тем и другим страшно. С одной стороны, артисты-профессионалы, они умеют сдерживать эмоции; с другой стороны, партийцы, которые эмоциями не обладают — кто победит? Победили чиновники: они стояли красные, потные, сурово насупив брови. Артисты же, сколь ни тужились, сломались… и как это часто бывает, чем конфузней ситуация, тем громче смеешься… Мои ржали до слез, махнув рукой на приличия!

Больше нас в «Артек» не звали.

Десна

Мой папа рыбак. Причем рыбак вялый. Вялый не в том смысле, что не очень увлечен процессом — наоборот, его можно даже назвать фанатиком этого хобби — а вялый в смысле манеры ловли. Он может часами сидеть на одном месте, глядя на неподвижный поплавок, посасывая трубку и философски подремывая. При этом за десятилетия практики ни орудия лова, ни объем до́бычи не изменились. Папин друг и партнер по рыбалке Михаил Державин практиковал все возможные способы: удочка, донка, мормышка, спиннинг. При этом он постоянно менял наживку, блесну, дислокацию — в итоге вылавливал довольно много рыб. Папа на это, как и на все остальное, смотрел с иронией и попыхивал трубкой. Иногда его философская дрема приводила к тому, что трубка выпадала изо рта и плюхалась в воду. Тогда, если не было под рукой меня, Михал Михалычу приходилось лезть в воду и шарить под корягами. Это происходило настолько часто, что пришлось Державину разработать очень сложное приспособление. Он вешал на папу специальный ошейник с петлей, куда вставлялась трубка, папаша засыпал, трубка выпадала и повисала между небом и водой!

Рыбак рыбака…

Таким же активным рыбаком был папин главный друг Виля (Вилий Петрович Горемыкин, советский кинооператор, лауреат Государственных премий СССР и РСФСР).

Описываемые события происходили на реке Десна недалеко от Чернигова. Мы приехали большой компанией на двух машинах и разбили лагерь в сосновом лесу на очень красивом высоком берегу реки. Мы — это Виля Горемыкин, его жена Лена Козелькова, Вилин старший сын Саша, их фокстерьер Денис, мама, папа и я. Мы были совершенно одни: в радиусе нескольких километров не было ни одной живой души! Настоящий дикий отдых!.. (Это отсутствие живых душ неожиданно напомнило мне об одном трагическом эпизоде, свидетелями которого мы стали. Через несколько дней неподалеку от нас обосновалась веселая компания. Мы с сожалением наблюдали, как они ставят палатку, разжигают костер, собирают грибы в «нашем» лесу. Потом у них был шумный ужин… а наутро они ВСЕ умерли! Как потом выяснилось, они собрали полную корзину ложных белых. Ох!)

Промышляли мы в основном рыбой. Папа, как водится, сидел с удочкой, а Виля практиковал спиннинг и донку. Донки [2], как оказалось, были наиболее лещеносным орудием лова.

Когда рыба клевала, то звонил колокольчик, висящий на нашем конце лески. Тогда надо было подсечь рыбу (сильно дернуть) и быстро, но аккуратно, чтобы не запутать, вытащить тридцатиметровую снасть на берег. Если повезет, то на крючке будет трепыхаться в-о-о-т такой лещ! Меня в силу колчерукости к донке не подпускали. У меня была своя, детская, удочка, но, естественно, я мечтал ощутить между пальцев эту вибрирующую от напряжения леску с огромным сомом на конце! Не давали (!): порвешь, запутаешь, сорвется…

Вы же наверняка помните, как взрослые вам говорили: «Сейчас рассыпется!» или «Не трогай — разобьешь!» — и у вас тут же рассыпалось и разбивалось. Ведь мало того, что это всегда говорилось «под руку», так они еще программировали пространство — не хочешь, а уронишь!

Но мы все равно лезли, падали и роняли: сладость запретного плода никто не отменял!

То же произошло и с донкой. Как-то я проснулся рано-рано, до всех; вылез из палатки и сразу же оказался перед рядом донок, заброшенных на ночь. У одной из них тихонько позвякивал колокольчик! А вокруг — ни души! А колокольчик звенит… И я решился! Расчет был такой: если там ничего нет, то я просто заброшу снасть обратно; ну а если я вытащу кого-нибудь в-о-о-от такого, то кто осудит героя!

И стал тянуть! Особого сопротивления я не почувствовал — вероятно, лещ устал за ночь. Главное было — аккуратно выкладывать леску кольцами на берег, чтобы не запутать. И вот тянул, тянул… и вытянул пустой крючок. Ну что же, бывает. Теперь надо скорее забросить снасть обратно. Я уже взялся за конец лески с грузилом, чтобы размотать и бросить как можно дальше, но тут послышалось какое-то кряхтение-покашливание из Вилиной палатки!

Я заметался по берегу, не зная, что предпринять! Зацепил ногой леску, выложенную на песке; попытался ее расправить; запутал еще больше… и в малодушной панике швырнул весь это ком в водоем — пусть решат, что рыба запутала — и бросился в свою палатку!

Виля Горемыкин

И все сработало! Когда я «проснулся», все сидели и завтракали, про донку ничего не говорили, и я потихоньку расслабился. Тем более папа с Вилей обсуждали грядущую поездку в райцентр за покупками, а я давно мечтал туда попасть.

Уговаривать было бессмысленно: «Нечего мотаться по духоте! Поиграй с Сашей». «Саша только об этом и мечтал: мне девять лет — ему шестнадцать». «Почитай книжку» и т. д. — в общем, обычные взрослые трюки, чтобы дети отстали и не мешали родителям отрываться.

Пришлось разрабатывать план. Сказав, что пойду почитаю («Вот умница!»), я пробрался к машине, залез на заднее сиденье, заваленное какими-то тряпками и прочим барахлом, устроился на полу, а сверху всем этим барахлом закидался.

Идиллия безделия

Через какое-то время появились Виля и папа, сели в машину, и мы поехали. Я сидел, затаив дыхание, в предвкушении момента, когда я выпрыгну как черт из табакерки: «Агаааа!!!..» Но ничего не подозревающие взрослые вели свои неспешные беседы. Я особо не прислушивался, но вдруг насторожился — Виля рассказывал:

— Представляешь, я сегодня утром вытаскиваю донки, а одна снасть запутана комом! Это Мишка, засранец, вытащил, спутал и бросил обратно!..

Я окаменел.

— …Пришлось отрезать и выбросить — жалко, — и продолжил: — Сидит вот сейчас за сиденьем, затаился и молчит — шпана!

Фу-у-х, до сих пор вспоминаю — и мурашки по коже!

Мое желание уехать в райцентр связано с тем, что день на десятый дикий отдых начал немного поднадоедать. Я, кстати, уверен, что по этой же причине и папа с Вилей рванули «за покупками». Распорядок жизни был уныловато-однообразен: мужчины удили и спали, женщины чистили и готовили рыбу, мы с Сашей занимались каждый своим делом, или, точнее, бездельем, Денис нас всех охранял.