Игры на интерес - Сергей Кузнечихин Страница 11

Курдючная от Володькиных анекдотов морщится, а стоит Николаю Николаевичу голос подать – все внимание на него. И этой солидные больше нравятся.

А коли нравятся, так почему бы и не уступить.

Чудить так чудить. Это ничего, что любознательная ручка успела привыкнуть к ее колену. Это даже хорошо, что Николай Николаевич торопится закруглить застолье, а Людмила уже хлопочет в комнатах, ночлег для гостей готовит. Всем все ясно. Даже когда Настя уводит Володьку из-за стола, у них ни беспокойства, ни подозрений – настолько уверены, а как же иначе – оба хозяева жизни: и смешливый Николай Николаевич, и заботливая сестрица.

Какими будут у них физиономии, когда спохватятся. Насте, к сожалению, не подсмотреть, зато с Володей настоящая комедия. Настя заводит его в комнату, дверь на защелку, и руки вокруг шеи, а он к двери пятится. Настя его целует, а он губы поджимает. Такого с ней не случалось. Смех. Жаль только, смеяться нельзя – доигрывать надо. Молодой, здоровый парень, а боится. Не ее, конечно, шефа своего боится. Но она заставит его осмелеть. Или себя уважать перестанет.

А в комнату уже скребутся. Володя поворачивается к двери. Настя зажимает ему рот – не руками – для этого у нее губы есть, и жаркие губы.

– Надька.

Не по-родственному как-то получается, нельзя же так с младшей сестренкой, нельзя указывать ей, с кем спать.

– Надька!

Она умеет целоваться, губы у нее, наверное, особенные, невыпиваемые, как говорил Анатолий. И в Володе начинает просыпаться мужик. Руки его уже не болтаются вдоль тела, вцепились в неожиданный подарок.

– Надька! – не отстает сестра.

Настя не отзывается. Володька немного осмелел, языком ключицу щекочет.

А за дверью шушуканье. И вдруг голос Николая Николаевича:

– Владимир, я пошел домой.

Так-то еще интереснее. Побрезговал, значит, курдючной. Такой победы Настя не ожидала. Экий верный мужчина. Теперь очередь за Володей. Молчит, красавчик, удрать уже не пытается, но и на ласки сил не достает, все ушло на борьбу с трусостью. Настя его понимает и не беспокоит, дает отдышаться. Пусть помучается, пусть погадает – что слаще.

– Владимир! – еще раз окликает Николай Николаевич, но без прежней требовательности.

Володя склоняется над Настей и жадно целует ее, излишне жадно.

Устоял. Честно заработал. И Настя не поскупится на заслуженную награду, она не из тех, кто нарушает правила игры.

Настя провожает его около шести утра, запирает двери и заходит на кухню попить воды. А на пороге уже поджидает Людмила.

– Вот бы мужик сейчас на тебя посмотрел.

– Какой мужик?

– Твой, который за границей.

Вот оно что: не верила, не верила в существование мужа, а теперь вдруг поверила. Где же ты вчера была, когда под Николая Николаевича подталкивала? Для начальника, значит, одинокая, а для заместителя – верная супружница.

– Из-за границы, сестра, не видно.

– Увидит, если захочет, а не увидит, так поймет.

– Не захочет, не до меня ему. Негритяночки-то пожарче нас.

– Неужели и с негритянками? – пугается Людмила.

– Для того и едут за границу, – дразнит Настя.

– Вот позорник. Так он и заразу может привезти.

– Зараза к заразе не пристанет. Да и врачи там получше наших, – добавляет Настя, чтобы сестра, чего доброго, не погнала ее за справкой к венерологу.

– И ты его подпустишь после черной?

Спрашивает, а сама уверена, что подпустит, никуда не денется. После таких ошеломляющих откровений она перестает злиться на беспутную сестру за вчерашний концерт, она ее почти жалеет, как не пожалеть беднягу, которая не смогла найти путного мужа. Но надо же на ком-то разрядить накопленное за прошлый вечер, и Людмила вспоминает о квартирантке.

– А эта, потаскуха, целку из себя надумала строить. Припомнится ей. Приведет она своего Виталика, я ему укажу с какой стороны двери закрываются, – повторяет Людмила прежние угрозы. – Он эти двери лбом будет открывать, и она вслед за ним полетит.

– Какая она потаскуха, если верность хранит?

– Знаем мы эту верность. Сейчас пойду разбужу и отправлю новую квартиру искать.

– А она возьмет да и расскажет, что ты ее вчера подставить хотела.

– Это еще доказать надо.

– Он что, спирт вчера забрал?

– Так бы я и отдала. И не такой он мужчина, чтобы забирать.

– Тогда чего разоряться?

– Так ведь уважить хотелось порядочного человека, глядишь, еще раз придет, а этот с пустыми руками постесняется заявиться.

– Тогда жди, а я пошла досыпать.

И заснула, сразу же, едва вытянулась на постели, провалилась в густую черноту, такую глубокую, что едва не опоздала на работу.

В ресторане свободнее, чем дома. Меньше порогов, о которые спотыкаешься. Меньше углов, за которые задеваешь. Больше уверенности в себе.

– Вас рассчитать или обсчитать? – спрашивает Настя у симпатичного дядьки.

– Мне – первое, а вот тому столику – второе, – показывает он на трех офицеров.

Веселый мужчина, он и в прошлую смену садился к ней. Веселый и жадничать стесняется, сдачу не ждет. Но с трезвых чаевых шубы не сошьешь.

Клиент уходит, а за соседним столиком поджидает новый.

– Виски? Джин? Бренди?

– Пива, девушка, если можно – пива.

Лицо опухшее, белки глаз в красных прожилках, однако на забулдыгу не похож – упакован в самые модные шмотки, скорее всего – приезжий.

– Виски, стало быть, не желаете?

– Виски я в Сингапуре выпью, а сейчас пива хочу, помираю, девушка.

– Что так? Из виража не можете выйти?

О вираже она знает из опыта Анатолия. После многодневной пьянки он ничего, кроме пива, не признавал.

– Войдите в положение.

– Вообще-то пива сегодня нет, но у меня в заначке немного найдется. Я вам в сетке вынесу, а вы, если кто спросит, скажете, что в магазине брали или с собой привезли.

– Не беспокойтесь, все сделаю как надо.

Пива в ресторане действительно нет, но еще в прошлую смену она купила десять бутылок. Людмила заказывала для каких-то своих делишек, но после утренней стычки она даже рада, что поленилась отнести пиво в тот же день – куда приятнее помочь страдающему. И опять же Анатолия вспомнила. Ох уж этот бес…

Стараясь не греметь, она ставит сетку возле стола и достает из кармана передника открывалку.

– Только помните, что вы принесли его с собой. Сетку я потом заберу.