Девушка в голубом пальто - Моника Хессе Страница 11

Две девочки лет двенадцати-тринадцати поднимают глаза, когда я прохожу мимо их класса. Я машу им, чтобы показать, что у меня нет дурных намерений. Однако на лицах учениц написан страх, и они следят за мной, пока я не скрываюсь из виду.

В следующей классной комнате худой человек в очках читает лекцию, стоя у доски, а девушка в углу прилежно конспектирует. Я тоже всегда сидела в правом углу, впереди. Бас старался привлечь мое внимание, проходя мимо моего кабинета. Он прижимал к стеклу нос или указывал на учителя, беззвучно произнося: «Занууу-да». Мальчик, который сидит в другом углу, ловит мой взгляд и подмигивает мне. Он смеется, и учитель, резко повернувшись к нему, делает замечание. У этого мальчика темные волосы и круглое, как луна, лицо. Он не похож на Баса, но этот жест так напоминает его! Я сразу же отхожу от стеклянной двери, борясь с нахлынувшими воспоминаниями.

Да, зря я сюда пришла. Весьма неудачная идея. Не знаю, почему я не прислушалась к интуиции. Это небезопасное и плохо спланированное предприятие. Меня может увидеть кто угодно, а я не подготовила легенды. Нужно вернуться за фотографией позже. Я приду с взяткой: с настоящим кофе.

«Занууу-да», обычно говорил Бас через стеклянную дверь классной комнаты. Снова это воспоминание.

Эта школа похожа на лабиринт. Никак не могу вспомнить, куда поворачивала, войдя в здание. Прямо передо мной выход – правда, не тот, через который я вошла. Я направляюсь к нему.

– Могу я вам чем-нибудь помочь? – На пороге школьной канцелярии стоит женщина. Она выше меня и всего на несколько лет старше. У нее острый, настороженный взгляд. Волосы уложены узлом на макушке. На желтый кардиган нашита желтая звезда. – Вы заблудились?

– Я уже ухожу.

Она загораживает выход.

– Но зачем вы здесь? Вы же не школьница.

– Я… – Вопреки обыкновению, мне не удается что-нибудь придумать на ходу. – Я искала фотографию.

– Чью?

– Учеников.

– Учеников, – повторяет она. – Каких именно учеников?

– Не важно. Я зайду в другой раз. Не хочется зря вас беспокоить. – Я пытаюсь обойти женщину, но она снова загораживает мне путь. Чтобы выйти, пришлось бы ее оттолкнуть. Судя по всему, она проверяет, действительно ли мне так нужно то, за чем я пришла.

– Какие еще фотографии? – настаивает она. – Зачем вы здесь на самом деле? – тихо произносит она.

– Бас, – вырывается у меня.

От моего спокойствия не остается и следа. Всё в этой школе напоминает о нем: запах мела, парты, школьные коридоры. Я изучала его расписание, чтобы с точностью до минуты знать, когда смогу столкнуться с ним в вестибюле. Бас не был прилежным учеником, но ему все сходило с рук. Его все любили – и ученики, и учителя.

Женщина качает головой и крепко берет меня за руку.

– У нас нет учеников по имени Бас. Кто такой Бас?

Мне больше не удается сдерживать эмоции.

– Бас умер. Я любила его.

Выражение ее лица смягчается, но она по-прежнему смотрит с подозрением.

– Мне жаль, но у нас нет его фотографий. Кем бы ни был Бас. У нас совсем нет ничего. Наши архивы сгорели несколько недель назад при пожаре.

– Я пойду.

Она не отпускает мою руку.

– Я думаю, следует отвести вас к директору. Это незаконное вторжение.

Ко мне медленно возвращается способность соображать. Я выдергиваю руку и протискиваюсь мимо женщины.

– Мне нужно идти.

– Остановитесь. Как ваше имя?

Нет, она не станет на меня доносить. Еврейка не захочет привлекать к себе внимания, даже если нужно сообщить о преступлении. Ей некуда обратиться за помощью.

– Остановитесь, – нерешительно повторяет она. Я продолжаю идти к выходу, и женщина меня не удерживает. Правда, я чувствую на себе ее взгляд: она наблюдает, как я выхожу из здания. Лицей пробудил во мне воспоминания, вызывающие боль.

Я кручу педали, направляясь домой, и холодный ветер дует в лицо. Ко мне возвращается самообладание, и я злюсь на себя. Мне нужно было всего-навсего найти фотографию, а я с этим не справилась. Следовало прийти с взяткой в виде кофе и с хорошо отработанной историей. Я могла бы сказать, что ищу одну девочку, у которой была приходящей няней. Или, допустим, она жила в соседнем доме. Я сочиняю подобные истории каждый день. Да, мне следовало это сделать, а я не сделала. И теперь я уничтожила один из немногих шансов, которые у меня были. Глупо. Непрофессионально. Опрометчиво.

Выполнив несколько поручений мамы, я отправляюсь домой. Но солдаты заблокировали улицы, по которым я обычно езжу. Они маршируют колоннами. Для них это шанс порисоваться, вышагивая в касках и черных сапогах. При этом они поют. Сегодня это «Эрика» – песня о немецких девушках и немецких цветах. Эти чуждые слова и музыка застревают у меня в мозгу.

К тому времени, как я наконец добираюсь до парадной двери, я едва стою на ногах. Заходя в квартиру, я чувствую бархатный аромат. Мама варит горячий шоколад. Зачем? Я же говорила ей, что у нас осталось совсем немного и лучше приберечь к празднику. Мама не из тех, кто любит устраивать импровизированные праздники. По крайней мере теперь.

– Горячий шоколад? Я забыла, что у кого-то день рождения?

Я разматываю так и не просохший шарф и вешаю на крючок у двери. Будь я юной девочкой, я бы уютно свернулась в клубок на диване, с чашкой шоколада в руках, и рассказала маме о трудном дне. Если бы этот дом не держался на мне, я бы поведала родителям, что меня попросили выполнить непосильную работу. И позволила бы маме погладить меня по головке.

– У нас гость, – сообщает мама. Трудно сказать, настоящая это улыбка или фальшивая, потому что ее губы разучились улыбаться естественно. Улыбка кажется почти настоящей.

И только тут я замечаю фигуру в кресле, сидящую напротив отца. При виде этих волос, веснушек и носа сердце выпрыгивает из груди.

Бас.

Но, конечно, это не он. Я так одинока, что на секунду позволяю себе поверить в чудо. Однако у меня не осталось никакой надежды, и я сразу же отказываюсь от иллюзии. Это не Бас. Это Олли.

Олли. Оливье. Лоренс Оливье – в честь британской кинозвезды. Так называл его Бас, когда на него находило настроение подурачиться. Серьезный старший брат Баса, который удивительно похож на него. Правда, у Олли не такие рыжие волосы и не такие голубые глаза. Теперь я вижу, что он совсем не похож на Баса. Это просто обман зрения и обман сердца.

Когда умер Бас, Олли был на первом курсе университета. Сейчас он, наверное, уже оканчивает учебу. Братья никогда не были особенно близки. Бас всегда подтрунивал над Олли, а тот воспринимал его слишком серьезно. Субботними вечерами в их доме Олли издавал театральные вздохи, считая, что мы с Басом мешаем ему заниматься. Я не видела его с заупокойной службы, во время которой фру Ван де Камп цеплялась за Олли и плакала. А мне тогда было совсем плохо. Очень хотелось плакать, но я считала, что не имею на это права. Однажды я зашла в их дом, но фру Ван де Камп ясно дала понять, что не хочет меня видеть. И, честно говоря, я не могу ее в этом винить.