Доктор Данилов в Склифе - Андрей Шляхов Страница 12

Склиф – это не простой стационар, а научно-исследовательский институт. Десятки кафедр, сотни ординаторов, ну а студентов и «курсантов» тысячи. Коллеги из других стационаров считают врачей Склифа баловнями судьбы, потому что у них много бесплатных помощников, желающих за время учебы чему-то научиться. С одной стороны, это хорошо, с другой – не очень. Полезен толковый помощник, а от бестолкового – один вред. Вот и выходит, что народу вокруг снует великое множество, а поручить часть своей работы можно лишь единицам.

Ветераны Склифа, должно быть, помнят, как еще при социализме один из штатных хирургов, страдавший излишней тягой к спиртному, во время дежурства поручил выполнение сложной операции двум ординаторам второго года обучения. Да еще как поручил! Не остался присматривать за ходом операции, а ушел расслабляться в ординаторскую, полностью доверив жизнь и здоровье пациента ординаторам.

К счастью, ординаторы были толковыми ребятами, второй год ассистировали на операциях, короче говоря – разбирались в предмете. Операцию они сделали правильно – все по учебнику, ни малейшего отступления. Только вот лигатуры (от латинского «ligatum» – «связывать», нить, завязанная вокруг кровеносного сосуда или иного трубчатого органа) на кровеносные сосуды наложили слабовато. В реанимационном отделении, куда положено переводить после операции, пациент внезапно «уронил» давление, а из дренажа, оставленного в ране, начала вытекать кровь. Пока перевезли в операционную, пока дежурная бригада помылась – пациент скончался.

Ординаторам, кстати говоря, ничего за это не было. Кто такой ординатор? Ученик с врачебным дипломом. С него взятки гладки, хотя, конечно, не стоит браться за операцию, не натренировавшись должным образом в завязывании узлов и прочих манипуляциях. Все шишки достались хирургу, столь легкомысленно и необдуманно передавшему свои полномочия ординаторам. Из Склифа его с треском уволили, но не посадили – помогло заступничество родственника, работавшего в городском комитете КПСС. Говорили, что, не желая больше оперировать, ушел он в обычную поликлинику на окраине Москвы и проработал там до ухода на пенсию. По другим сведениям, он ушел «дежурантом» в приемное отделение одной из московских больниц.

Случаи попроще, связанные со студенческо-ординаторской помощью, могут припомнить в каждом отделении. Попросит, к примеру, медсестра в кардиологии ординатора или дежурящего студента последних курсов поставить кому-нибудь из больных капельницу с нитроглицерином, так не только пропорцию сообщит, но и предупредит:

— Не струйно, а капельно! И очень медленно! Пять-семь капель в минуту! Ясно?

— Ясно!

— Ну то-то же! Пять-семь капель, смотри у меня!

И еще пальцем в воздухе может потрясти для того, чтобы помощник лучше запомнил.

А то кто их знает, этих помощников? Может быть, он о завтрашнем зачете думает или мечтает о том, как его назначат директором Склифа? «Подключит» капельницу. Да пустит ее «на всех парах». От быстрого поступления нитроглицерина резко падает давление. Резкое снижение давления до нуля – пригласительный билет… на встречу со Склифосовским. Лежит пациент под капельницей, вроде бы засыпает, потом дышать перестает…

Как в любом уважающем себя заведении с историей (совсем скоро как-никак сто лет исполнится), в Склифе существуют призраки. Тусуются они не в темных сырых подвалах (подвалы в Склифе сухие, и с освещением там в порядке), а возле входа в центральное приемное отделение. Призраки носят белые халаты, но этим их отношение к медицине и ограничивается. Как и положено белым халатам, призраки творят добро – провожают до нужного корпуса, ловят машину, если вам с костылем в лом прыгать на обочине, помогают с погрузкой-выгрузкой организмов. За услуги они берут недорого – сотню-другую. Зачем призракам деньги, никто не знает, а они не рассказывают.

— Будете ругаться, доктор?

Тонкая девичья фигурка, лицо совсем юное, а в больших серых глазах – неподдельный интерес ко всему происходящему, один из главных признаков ординатора. Данилов, находящийся на ночном дежурстве, подумал, что перед ним ординатор, больно молодо она выглядела. У врачей, которые уже все видели, все знают и ничему не удивляются, глаза другие, во время дежурства ничего, кроме усталости, в них не найти.

Данилов присмотрелся внимательнее (такое уж у нее было лицо, равнодушно взглядом не скользнешь, задержишься) и, разглядев морщинки вокруг глаз, понял, что эта дежурный врач – его ровесница.

— Почему это я должен ругаться? — удивился он, усаживаясь за свободный стол и раскрывая на чистом листе историю болезни.

— Ну, из-за того, что я вас дергаю по пустякам… Хотите кофе?

— Хочу. Кофе, пожалуйста, положите от души, а сахара не надо.

— Хорошо. — Она включила чайник, стоявший на подоконнике. — Эта Афанасьева – такая дрянь! Вторые сутки лежит, а уже всех достала. С утра молчала, а когда все ушли, начала орать, что умирает от резей в животе. Живот был мягкий, но она умирала так громко, что я распорядилась взять кровь и вызвала хирурга. Хирургу она заявила, что невестка травила ее мышьяком. Хирург высказал мне все, что обо мне думал, и рекомендовал вызвать вас, что я и сделала.

На лице доктора появилось рассеянно-виноватое выражение.

— Правильно сделали, — одобрил Данилов. — Иначе она не дала бы спать всему отделению. Кстати, имейте в виду, что, по ее мнению, все вы здесь, в первой травме, взяточники. Вы откладываете операции до тех пор, пока вам не дадут денег.

— Бог ты мой! — всплеснула руками доктор. — Это она вам сказала?

— Да. Жаловалась, что лежит двое суток, а операцию все не делают. А других, говорит, которые заплатят, прямо со «скорой» на стол везут.

— Да мы разрыв синдесмоза уже прооперировали бы! Но там давление то и дело зашкаливает за двести!

— У таких беспокойных людей давление всегда зашкаливает, — усмехнулся Данилов. — Никакого отравления мышьяком у нее нет, бред все это…

— Психиатра вызывать?

— Не надо. Сказав «бред», я имел в виду досужие вымыслы. Глушите ее, чтобы спала побольше, и готовьте к операции. Быстрее прооперируете…

— …быстрее избавимся.

Пока Данилов писал, перед ним появилась чашка кофе и вазочка с печеньем. Как только он закончил, доктор ткнула пальцем в стоявшую на ее столе магнитолу. Музыка из-за ночного времени была тихой, едва слышной, но Данилов сразу же опознал ее.

— О! Макс Брух, «Шотландская фантазия», — сказал он. — Люблю.

— Кого? Бруха или Ванессу Мэй?

— Музыку, — ответил Данилов. — У Бруха неплохие скрипичные концерты. К «Шотландской фантазии» я никогда не подступался, но первый концерт Бруха играю. Чаще всего – адажио.

— Доктор, так вы еще и скрипач?! Фантастика!

— Что тут удивительного? — Данилов сделал глоток кофе. — Разве мало врачей в детстве учились в музыкальной школе?