Время смеется последним - Дженнифер Иган Страница 12

Сегодня у нас «пробуются» саксофон, туба и банджо, но саксофону и банджо явно медведь на ухо наступил, а тубистка сама затыкает уши, как только мы начинаем играть. Репетиция уже почти закончилась, но в дверь опять кто-то барабанит, и Скотти опять тянет за свою веревку. В гараж вваливается такой прыщавый амбал, на футболке AC/DC, под мышкой скрипка в футляре. Озирается: я туда попал? Мне нужен Бенни Салазар.

Мы с Джослин и Алисой ошалело переглядываемся — даже кажется на минуту, будто Алиса нам чуть ли не своя и мы все втроем прекрасно друг друга понимаем.

Молодец, успел, говорит Бенни. Народ, знакомьтесь, это Марти.

Марти улыбается, но такой улыбкой только детей пугать. Меня беспокоит, что он может подумать то же самое обо мне, поэтому я не улыбаюсь в ответ.

Марти подключает скрипку, и начинается наша лучшая песня под названием «Ни хера»:

Врала, что скоро мы вдвоем

На Бора-Бора уплывем,

А может, на Бора-Бора —

А не уплыли ни хера.

Про Бора-Бора придумала Алиса, мы даже не знали, что это такое. Пока мы выкрикиваем припев («Ни хера, ни хера, ни хера, ни хера!..»), я слежу за Бенни: он слушает с закрытыми глазами, ирокез у него на голове щетинится как тысяча антенн. Когда песня заканчивается, он открывает глаза и довольно ухмыляется. Спрашивает: ну как, все записалось? — и Алиса отматывает пленку, чтобы проверить.

Дома она перегоняет все наши записи на одну большую бобину, потом Бенни со Скотти забирают эту бобину и объезжают с ней клуб за клубом, пытаются с кем-нибудь договориться, чтобы нас пригласили выступить. Наша мечта, конечно, — клуб «Мабухай Гарденс» на Бродвее: все настоящие панки играют в «Мабухае». В клубах работают одни уроды, с ними всегда разговаривает Бенни, а Скотти сидит в машине и ждет. Мы вообще стараемся его ограждать от всякого такого. В пятом классе, когда его мама в первый раз уехала, он уселся на пятачок травы перед домом и проторчал там весь день, смотрел на солнце. В школу идти отказался, домой тоже. Его отец сидел с ним рядом на траве и все пытался заслонить его глаза от солнца, и Джослин, когда вернулась из школы, тоже сидела с ним. Теперь у Скотти перед глазами всегда висят серые пятна. Ему типа даже нравится — говорит, он просто усовершенствовал свое зрение. Мы думаем, что эти пятна напоминают ему о маме.

После репетиций мы всегда двигаем в «Мабухай». Мы уже слушали там Crime, The Avengers, The Germs и еще миллион групп. Бар в клубе дорогой, так что я опять лезу в папашин загашник, и мы с Джослин накачиваемся про запас. Джослин надо выпить больше, чем мне, чтобы словить кайф. Когда ее наконец пробирает, она глубоко облегченно вздыхает: ну вот.

Мы долго ошиваемся в туалете «Мабухая», где все стены разрисованы из баллончиков, подслушиваем, кто что говорит. Рики Слипер на концерте грохнулся со сцены, Джо Риз из «Таргет Видео» снимает целое кино про панк-рок, две сестры, которых мы встречаем в «Мабухае» каждый раз, теперь дают всем подряд за героин — нам кажется, с этими новыми знаниями мы вот-вот станем настоящими. Но пока еще не стали. Интересно, в какой момент твой ирокез из фальшивого становится настоящим? Кто это решает? Как узнать, случилось это уже или нет?

Когда начинается концерт, мы протискиваемся ближе к сцене и слэмимся: толкаемся плечами, и нас тоже толкают, сбивают с ног, тут же подхватывают и ставят обратно на ноги, мы тремся кожей о кожу настоящих панков и пропитываемся их потом. Бенни почти никогда не слэмится. Наверное, он и правда слушает музыку.

Кстати, я еще не видела ни одного панк-рокера с веснушками. Таких просто не бывает.

Как-то вечером у Джослин звонит телефон, она берет трубку, а там: привет, красавица! Это Лу. Оказывается, он звонил ей каждый день, просто никто не подходил. Не мог, что ли, ночью позвонить? — спрашиваю я, когда Джослин мне это пересказывает.

Короче, в субботу после репетиции она не с нами: у нее свидание с Лу. Мы, как всегда, идем в «Мабухай», потом едем к Алисе домой. Мы уже хозяйничаем тут вовсю: лопаем йогурты, которые ее мама делает в специальной йогуртнице со стеклянными стаканчиками, валяемся на диване в гостиной, закидываем ноги в носках на подлокотники. А один раз ее мама приготовила горячий шоколад и принесла нам в гостиную на золотом подносе. У нее большие усталые глаза, и жилки на шее при каждом движении ездят туда-сюда. Джослин мне тогда шепнула: богатые хозяйки любят угощать, им же надо перед кем-то красоваться, трясти своим добром.

Но сегодня Джослин с нами нет, и я спрашиваю: Алис, а те старые школьные формы — помнишь, ты как-то говорила, — они у тебя сохранились? Она смотрит на меня удивленно. Ну сохранились.

Мы с Алисой поднимаемся по лестнице, по мягким ворсистым ступенькам, в ее комнату. Тут я еще ни разу не была. Комнатка меньше детской, на полу лохматый голубой ковер, обои в косую бело-голубую клетку. На кровати гора мягких игрушек — почему-то одни лягушки: ярко-зеленые, бледно-зеленые, ядовито-зеленые, у некоторых игрушечные мухи пришиты к языкам. И лампа на тумбочке в форме лягушки, и подушка тоже.

Ого, говорю, не знала, что ты такой фанат лягушек.

А она: мало ли чего ты про меня не знала.

Я первый раз у Алисы одна, без Джослин. Алиса со мной какая-то другая, будто не старается каждую минуту понравиться.

Она открывает шкаф, встает на стул, стаскивает сверху коробку со школьными формами: вот зеленый клетчатый сарафанчик, она его носила в младших классах, а вот юбка с матроской, это в средних.

Я спрашиваю: тебе какая форма больше нравится?

Никакая. Что за радость ходить в форме.

А я бы походила, говорю я.

Это ты так шутишь?

Как «так»?

Ну как вы с Джослин всегда перемигиваетесь, типа вам оборжаться, а я не въехала.

В горле у меня пересыхает. Больше не буду, говорю я. Перемигиваться с Джослин. Алиса пожимает плечами: да плевать.

Мы сидим у нее на полу, на ковре, ее школьные формы разложены у нас на коленях. Алиса в драных джинсах, глаза толсто обведены черным, но волосы длинные и золотистые. Она тоже не настоящий панк.

Помолчав, я спрашиваю: а почему твои родители нас сюда пускают?

Не родители, а мама и отчим.

Угу. Все равно, почему?

Наверное, чтобы удобнее было за вами приглядывать.

Здесь, в Си-Клиффе, сирены в туман так воют — кажется, будто мы с Алисой плывем куда-то на корабле вдвоем, а кругом не видно ни зги. Я обхватываю колени руками. Мне страшно не хватает Джослин.

И сейчас, спрашиваю я, приглядывают?

Алиса глубоко вздыхает. Сейчас они спят.

Марти, который скрипач, у нас совсем не в тему, он не то что не из нашей школы, он вообще уже второкурсник, учится в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, мы с Джослин и Скотти, если он не завалит алгебру, тоже будем поступать туда в следующем году.