101 Рейкьявик - Халлгримур Хельгасон Страница 12

Клозет. Словно английское «closet»: «to come out of the closet». [51]Вот здесь у мамы этот самый «шкаф». Запираюсь. Сегодня особенно распалился, у меня встает уже при одном виде раковины. Это мамин мир. Хотя мой крем для бритья хранится где-то здесь на полке среди всякого другого мыла, ароматического, мыла для ухода за кожей, пены, шампуней, средств для ухода за волосами, средств для удаления волос, спреев для волос, расчесок, щеток, одеколонов, духов, таблеток (снотворного, болеутоляющего, закрепляющего, кровоостанавливающего), масок, теней для век, косметики и кремов для почти каждого часа суток. Мужчина — незамысловатый чурбан со щетиной: медвежонок Йоги в чаще флаконов. Сколько же всего нужно, чтобы быть женщиной! Вся эта батарея! Читаю на флаконах. Одни сплошные мужские имена: Karl Lagerfeld. Yves St. Laurent. Oscar de la Renta, Calvin Klein. Pierre Cardin. Vidal Sasoon (а такой разве есть?). Всё какие-то парижские гомики. От женщин пахнет, как от гомиков.

Женщины все время прихорашиваются, а мужчины хороши и так.

Нашел свой крем. «Gillette». Гиллитрут. [52]Бреюсь… Посмотрите: вот деревенщина! Он мужчина — вот деревня! И бреется! Каждый день на лице сенокос. В раковине — отары волос. А потом унавоживать. Смотреть на всходы. Разве не противоестественно, что на лице растут волосы? С какой это стати? Каждый день прорастает семнадцать тысяч луковиц. Какие-то обезьяньи рудименты. Ну ладно, на макушке волосы и ниже пояса, но волосы на лице — это уже совсем юрский период. Приходишь в бассейн — как будто попадаешь на планету обезьян. Я в бассейн не хожу. Вода — это отстой. И люди волосатые. Старье! Каменный век. Разве в «Стар Треке» все герои не лысые? Или человечество остановилось в развитии? Я сбриваю с себя прошлое. Да… «Hair is time», [53]как говорит Тимур. Каждый волосок из бороды — год. Я смываю в раковину семнадцать тысяч лет.

Причесываюсь, стащив у мамы спрей для укладки. Зачесываю волосы со лба назад. Знаю. Я зациклился на какой-то прическе времен нью-вейва. Она — как старая песня Stray Cats, которая крутится в моей голове, но мне она больше всего катит. Такая прическа немного поднимает мое лицо, этот плоский экран с тонированным стеклом и средней паршивости носом. Мой нос до потолка не дорос. Губы — тонкие, едва-едва обозначают, что здесь есть рот. Кому охота целовать такую нитку? Я — только лоб, щеки и подбородок. Обрамление для очков.

Вытираюсь. От полотенца пахнет мамой. Пахнет мамой невыразимо. Я зарываюсь лицом в махровую ткань.

Совсем как кожа матери. Плотная и гладкая материнская кожа. Вдруг я чувствую себя так, словно оказался во чреве матери. Клозет — это матка. Махровая матка. Я — внутри мамы. На крючке висит бюстгальтер. Чашечки вывернуты. Я смотрю внутрь бюстгальтера. Я вижу маму изнутри. Я внутри нее. Во чреве эрекция прекращается. Я возвращаюсь к яйцекладке, сажусь на стульчак в позу эмбриона. Расслабляюсь, выпускаю из себя пуповину. Пуповину наоборот. Здесь все наоборот. Я — в шкафу у мамы. Во чреве лесбиянки.

В коридоре, вдалеке, звонит телефон. Я слышу его, как если бы еще не рожденный младенец услышал звонок в роддоме, а медсестра крикнула бы в щель: «Тебя к телефону!» — и карапуз принялся бы карабкаться к выходу. «Он сейчас будет», — скажет медсестра Богу в мобильник, и Старик будет терпеливо ждать, хотя минута разговора с тем светом стоит целых тысячу двести крон. А когда карапуз наконец подойдет к телефону, Старик скажет: «Слушай, я тут забыл тебя предупредить, это насчет женщин…»

Лолла снимает трубку и стучится. Повитуха.

— Хлин! Тебя к телефону!

— А кто?

Разговор через дверь, через оболочку.

— Холмфрид.

— Скажи, что я в уборной.

Хорошо, что я оказался именно здесь. В убежище. В сохранности. Уважительная причина: еще не родился.

Пришел Трёст. Сидит на стуле. Я лежу на кровати. Мы смотрим японскую борьбу сумо. Прямую трансляцию из Осаки. Его присутствие напрягает меня. Я не люблю, когда в моей комнате посторонние, я хочу быть здесь один. Но если б с ним был Марри, было бы немного полегче. А если нас только двое, мне это в напряг. Разговаривать только с одним. Это как смотреть телевизор с одной только программой. Никакого выбора. Однако он принес пиво, и мы попиваем его, пока смотрим сумо. Выходит сам чемпион Таканохана. Трёст выдает бессмысленный комментарий:

— Ну, эти мужики и дают! Сколько они жрут ваще, а? Наверно, по целому буфету в день, не меньше.

Я молчу. Он стормозил, но пусть выкручивается сам. Через минуту:

— Ну, то есть они тянут кило на триста, если не больше.

Я ничего не говорю. Он выдает еще большую глупость:

— Вот прикинь: спать с таким — это ваще как? Они ваще что-нибудь могут?

С каждой своей фразой он опускается все глубже. Скорее всего, он и сам это понимает. Проходит еще некоторое время, и Трёст добавляет:

— Наверно, просто жуть собачья.

Он уже опустился на самое дно. Я почти слышу, как его мозг мучительно ищет выход из этого тупика. В голове бурлит. Кипящая каша из мозгов. Я бросаю на него взгляд. Он делает вид, что смотрит на экран. Вижу, как поднимается подбородок. Напряженные нервные окончания. Наконец он выдавливает из себя:

— Ну… — и выдает остальное, как из пулемета: — А сколько тут будет раундов? Там есть какие-нибудь раунды или какие у них вообще правила? Ты не знаешь?

— Нет, — отвечаю я и переключаю канал.

Чемпионат Европы среди инвалидов. Прямая трансляция из Эссена. Переключаю. Американский комедийный сериал из жизни алкашей. Переключаю. Реклама. «Вешалка» (ц. 175 000) ест французский йогурт. Переключаю. Джон Ф. Кеннеди. Переключаю. Клип. Ice Cube. [54]Чуть-чуть задерживаюсь на нем. Рэп — музыка для реп.

Переключаю. Реклама. Немецкая служба знакомств. Переключаю. Футбольный матч в Боготе. Переключаю. Итальянское развлекательное ток-шоу. Я оставляю его на несколько минут, но заблаговременно переключаю прежде, чем Трёст успевает сказать:

— Ну, эти итальянцы и дают!

По каналу «Скай» — новости. Смотрим их.

— Ну что? Может, пойдем потусуемся? — говорю я, когда пиво выпито.

В «К-баре» сегодня полный застой. Субботний вечер — это Вечер в Пятницу-2. Римейк. Былой оригинальности уже нет. Ленни Кравитц. [55]Все только и говорят, что о вчерашнем вечере. Атмосфера весьма застойная, хотя за краном Кейси. Все только разговаривают и пьют. Как будто это такая работа. Как будто не они сами платили за свои стаканы, а им заплатили за то, чтоб они их выпили. Настроение как на коктейле. Tales of the Cock. [56]