Журналюги - Сергей Аман Страница 12

Украсть и не попасться

Как-то художник Витя Малышенков пригласил Серегу в один из его приездов к бабушке во Владимирскую область к московской художнице Рите Поярковой, которая купила дом «в деревне», чтобы работать летом «на пленэре». Рита была скульптором-монументалисткой, но за неимением заказов выделывала керамическую посуду и разных зверьков и писала картины. «Деревня» ее, вернее – оглоедовская, деревней не была, а была маленьким городком, стоящим на одном из притоков Клязьмы. Домик ее и был поставлен на крутом берегу этой речки. Позади дома до самого обрыва к реке расстилался утопающий в некошеной траве участок. Здесь-то – «на пленэре» - и творила скульптор-монументалист. В маленьком городке художников было раз - два и обчелся, и все они знали друг друга. Рита была неравнодушна к Вите и ухаживала за ним, когда он уходил в очередной запой. К сожалению, не творческий. А он, придя в себя, опять мотался к Рите, пил с ней чай и вел разные профессиональные разговоры. Сколько Оглоедов был знаком с Витей, того всегда волновали только художественные темы. И когда Серега по старой привычке заявился к Вите в Новую деревню, где у того была мастерская и дом, Малышенков уговорил его поехать к Рите. Когда они подошли к калитке, со двора к ним бросилась большая черная собака, заливаясь лаем. «Ронька, Ро-о-нька!» - позвал Витя, и лабрадор отчаянно завращал своим подобием хвоста. «Не бойся, - объяснил художник, - она совсем домашняя». Широкоплечая, но при этом миниатюрная монументалистка со стрижкой под мальчика встретила их у крыльца, радушно улыбаясь. В стареньком доме с косыми полами было довольно чисто для художников. В передней – самой светлой – комнате на огромном треножнике стояла законченная картина – на зеленом лугу лежала обнаженная женщина с невероятно тонкой талией. Однако груди ее были налиты той зрелостью, которая отличает женщин уже рожавших и познавших прелести чувственной страсти. Везде стояли еще картины, поменьше, прислоненные к стенам и предметам старенькой мебели. Они втроем уселись за маленький круглый столик и открыли купленную Серегой бутылку красного сухого вина. Витя предупредил, что Рита пьет только сухое. Она заварила чай, и они сидели, легко болтая о всяких разностях. Несколько раз к Рите заходили соседи или подруги, похоже, ее здесь хорошо знали и дружелюбно к ней относились. И вдруг зашла та самая женщина, что была изображена на холсте. Серега ее сразу узнал. Не сказать, что она была красива, но вся пронизана такой женственностью, которая сразу приковывает к себе внимание. Маленького роста, с утиным носиком и светлыми, коротко стриженными волосами, она, казалось Сереге, добавила света в эту и так светлую комнату. «Здрасте», - кивнула она Оглоедову, как старому знакомому, и тот, молча удивившись, больше не знал, как себя с ней вести, а потому промолчал все то недолгое время, которое она провела в их компании. Приехали к Рите они с Витей на оглоедовской старенькой «шестерке», которую отдал Сереге Коля, его дядя. Уже сыпавшаяся машина была почти никуда не ездившему дяде-пенсионеру в обузу. Вечером они с Витей укатили на его «шестерке», а уже утром следующего дня Оглоедов снова оказался у Поярковой, где был встречен на правах хорошего знакомого. Он опять привез бутылку сухого, и они с Ритой сидели за тем же столиком, рассуждая ни о чем, а он все пытался навести разговор на интересующий его объект с картины Риты.

- Что, понравилась Лена? – легко раскусила Оглоедова, смеясь, Рита. – Да ей сейчас не до тебя, у нее тут такие дела закручиваются: похоже, она собралась уходить от мужа к любовнику. Муж Сашка у нее рохля, любит ее без памяти, а она им крутит, как захочет. Гуляет от него в открытую, а он только запивает свое горе водкой. А любовник ее – Дима Двоеглазов – мужик крутой. С ним не загуляешь. Не знаю, как она с ним собирается жить.

Оглоедов сразу потерял интерес к разговору и уже было собрался уходить, когда в дом вошла Лена.

- Ой, мы же собираемся уезжать в Москву с Леной, - проговорила Пояркова. – Ты нас до электрички не подбросишь?

- Конечно, - ответил Оглоедов, и они пошли грузиться в машину. Электропоезд подошел из-за ремонта платформы к другому пути, где надо было взбираться в вагоны прямо с насыпи. Он помог залезть Рите, закинул их сумки, а потом повернулся к Лене. Она подошла к ступеням, и он взялся сзади за ее талию, чтобы приподнять ее. И вдруг его пальцы сошлись под легкой летней размахайкой Лены. Такой талии ему еще не приходилось ощущать! Он приподнял ее легкое тело, она взобралась в вагон, а он все еще стоял в легком обалдении, махая им рукой. На следующие выходные он опять был в «своей» деревне и опять оказался у Риты. Только он вошел к ней, как вдруг к Рите заявилась целая компания - женщины с детьми и собаками. Среди них была и Лена. Комната наполнилась смехом, шумом и гамом, на дворе стояла отменная солнечная погода, и Оглоедов вдруг, неожиданно для самого себя, предложил поехать купаться на Клязьму.

- Да мы ж не поместимся все в машину, - смеялась Рита.

- Да и купальников у нас нет, - поддержала ее другая подруга. И только Лена молчала. Он принялся расписывать прелести летнего утра на Клязьме и все-таки уговорил женщин. За два рейса он перевез всю шумную компанию на берег любимой реки его детства. Они расселись, разложили на травке съестные припасы, дети пошли смотреть на реку, собаки унеслись в ближайшие кустарники, и Сереге казалось, что все в этой жизни только начинается, как и это солнечное утро зачинало прекрасный день. Но тут Лена вдруг сказала, что ей нужно в город. Все стали ее уговаривать не уезжать, но она молча собиралась. Тогда Оглоедов предложил ее отвезти на машине, а пока посидеть с ними еще. Она согласилась, но вскоре снова стала собираться. И он повез ее в город.

- Что за срочность такая? - еще в веселом возбуждении, спросил Оглоедов Лену.

- Я должна встретиться с человеком, и эта встреча может изменить всю мою жизнь, - просто ответила она. Серега все еще пытался поддержать свое легкое игривое настроение.

- Первый раз везу женщину, которая мне нравится, на свидание с другим мужчиной, - сказал он и, чувствуя, что сейчас снова станет тяжел и угрюм, замолчал. На подъезде к городку Лена попросила остановиться. И ушла, не сказав даже спасибо. Оглоедов посидел в машине и вернулся к речной компании. День был хорош, и они просто наслаждались покоем и безмятежностью, хотя у Сереги уже игривого настроя не было. И тут подкатили «Жигули» последней модели, из машины вышли Лена и невысокий коренастый парень лет тридцати пяти. Дима, как понял Оглоедов. В руках Дима нес огромный арбуз. Вся компания вновь оживилась, и все снова расселись в кружок, рассыпая непринужденные слова. Серега не разговаривал, а только слушал, пытаясь понять, чем же этот Дима так привлек Лену. И скоро по разговору он понял, что Дима человек недалекий, но хваткий, ценящий материальные блага и искренне не понимающий, что это за понятие такое - духовные ценности. Оглоедову стало скучно, и он с трудом дождался поры, когда все засобирались домой. Если Лена выбрала такого человека, то ему просто ниже своего достоинства знаться с ней дальше. На двух машинах они сразу увезли всю компанию, и Оглоедов тут же, попрощавшись с бабушкой, укатил в Москву. И благополучно забыл о существовании Лены. Он по-прежнему жил в квартире Павы, перебиваясь изредка случайными знакомствами с сексуальным окончанием, не затрагивающим душу. Так прошло года полтора – два. В редакции «Богомольца» у него все шло нормально. Кроме того, его приняли в Союз писателей, и он принялся устраивать свои творческие встречи в разных литературных точках столицы. Самой значимой для него в тот момент казалась встреча с читателями в Доме дружбы народов – в вычурном здании напротив метро «Арбатская». Он позвонил Рите, с которой поддерживал знакомство с того лета, и пригласил ее на свой творческий вечер.