Благословенное дитя - Лин Ульман Страница 12

Однако за больничными стенами Эрика чувствовала себя неуклюжей и толстой по сравнению с другими женщинами. Особенно когда их было несколько. Они не подпускали ее к себе, будто говорили: тебя слишком много, Эрика. Ты слишком неловкая. Слишком глупая. Слишком шумная. Чересчур застенчивая и неуклюжая. Ты поверхностная. Ты слишком серьезная и бесхарактерная. Ты нам не нравишься. Шла бы ты лучше отсюда или вообще испарилась. Но ты даже этого не можешь. Между блузкой и юбкой у тебя выпирает живот. Когда ты в джинсах, то пояс так впивается тебе в поясницу, словно вот-вот перережет тебя пополам.

Эрика хотела стать частью их мира с того самого момента, когда однажды на берегу, собирая с Рагнаром выброшенный морем хлам, она увидела загорающую на скале Марион и других девочек. На Марион были трусики от бикини в крапинку, она лежала, вытянувшись на самой дальней скале в море, а вокруг нее расположились Фрида, Эмили и Эва. Эрике захотелось оказаться среди них. Ей нравилось смотреть на четырех девочек на скале — они словно принадлежали к какому-то прекрасному сообществу, тайному и неприкосновенному. В зависимости от настроения Марион ее, Эрику, могли принять в это сообщество, а могли и не принять — и тогда она останется наедине со своим жалким маленьким тельцем и вечно будет дружить с Рагнаром, безжалостно запертая в его секретном домике, над которым висят тяжелые серые тучи.

* * *

Много столетий назад при рождении ребенка совершался особый ритуал: когда у роженицы начинались схватки, женщины, собравшиеся вокруг нее, распускали ей волосы, распускали шнуровку на платье и ботинках, а потом отпирали ящики, открывали окна и распахивали двери. Если супруг тоже желал помочь, он выходил во двор и разбивал что-нибудь, например разрубал топором плуг.

Эрика помнит, как однажды она была на ночном дежурстве и спросила акушерок о состоянии рожениц. Об одной из них акушерка сказала: «Мучается, бедняжка. За двенадцать часов только на три сантиметра раскрылась».

Роженица, сидевшая в полутемной палате, показалась Эрике совсем еще ребенком. Семнадцать-восемнадцать лет, не больше. Одна — ни парня, ни матери, ни сестры рядом не было. Подружек тоже. Одетая в белый больничный балахон, она сидела на полу, закрыв руками лицо и поджав ноги. Когда Эрика вошла, девушка не оглянулась и даже головы не подняла.

Я подошла и опустилась на колени рядом с тобой. Я отколола заколку, распустила твои волосы и расправила их. Ты смотрела на меня, но не останавливала, а потом положила голову мне на плечо.

К утру у нее родилась молчаливая девочка, тянущаяся к звукам и свету. «Возможно, когда она вырастет, — подумала Эрика, — волосы у нее будут такие же красивые, как у ее матери».

* * *

Эрика открыла рот, чтобы сказать что-нибудь сидевшей рядом женщине. Что-то ведь нужно сказать? Нет. Эрика отбросила эту затею. Зачем ей вообще что-то говорить? И почему она столько напридумывала? Может, из-за парнишки на заднем сиденье — пусть он не сын этой женщины, но зато немного похож на Рагнара… Она взглянула на него в зеркало.

— Я сказала «Рагнар»?

— Нет, вы ничего не сказали, — ответила женщина, посмотрев на Эрику.

Эрика улыбнулась:

— Простите. Я иногда разговариваю сама с собой — особенно когда я за рулем.

Снова взглянув на парнишку, Эрика поняла, что ошиблась. Нет, он не похож на Рагнара.

Рагнар был совсем тщедушным, и руки его казались крошечными.

А этот парнишка похож на Магнуса.

— Мне нужно заехать на заправку — бензина долить и позвонить сыну, — сказала Эрика. — Сообщу ему, что вместо Эребру я переночую в Сунне. Магнус хочет знать, где я. Делает вид, будто ему все равно, но мне-то известно, что он волнуется.

Не поворачивая головы, женщина пожала плечами:

— Как хотите. Это же ваша машина.

Эрика уставилась на нее. И это все? Ни малейшей попытки быть вежливой или любезной? Ведь она, Эрика, почти проговорилась, что ехала в Эребру, а в Сунне заехала лишь ради того, чтобы выручить совершенно постороннего человека! Почувствовав на себе взгляд Эрики, женщина опустила глаза и начала теребить что-то руками.

— Мы конечно же очень благодарны, что вы подвезли нас. — Теперь женщина смотрела прямо на Эрику. Во взгляде сквозило упрямство. — Мы бесконечно благодарны! Это так любезно с вашей стороны!

Ну как, услышала, что хотела?

— Не стоит благодарности, — ответила Эрика.

Она притормозила у следующей заправки, взяла мобильник, открыла дверцу и вышла под зимний дождь, который постепенно сменялся снегопадом. Больше она не сказала женщине с мальчиком ни слова. Она даже не посмотрела на них и решила не спрашивать, хотят ли они есть или пить. Проголодалась? Хочешь пить? Так выйди и купи все, что тебе нужно! Заглянув на станцию, Эрика спросила, где туалет. Молодой мужчина со шрамом на лице и рыжеватыми усами протянул ей ключ и показал направо. Взяв ключ, Эрика открыла дверь туалета, зашла внутрь и заперлась. Внутри воняло дерьмом. Кабинка была тесной, крышки на унитазе нет, мусорное ведро набито доверху, на полу валяется всякая дрянь. Эрика представила себе женщину в машине — ту самую, которая сказала, что промокший парнишка не сын ей и детей у нее нет. Она виновата в том, что этот чертов туалет такой грязный! Если б не она, то Эрика уже добралась бы до Эребру, сидела бы сейчас в номере или ужинала в ресторане. Эрика набрала номер Магнуса. Автоответчик. Она прислушалась к голосу сына — с тех пор как ему читали вслух, голос Магнуса сильно изменился, утратил чистоту и певучесть. Как и его тело. Оно становилось больше, росло и смуглело. Заходя в комнату сына, чтобы потеплее укрыть его, она вдруг с удивлением замечала торчащую из-под одеяла мужскую ногу — большую и волосатую. А сейчас он в Польше, вместе с одноклассниками.

— Привет, сынок. Это мама, — сказала она. — Я поехала в объезд, через Сунне, так что ночевать буду в Сунне, а не в Эребру. Недалеко отсюда жил Исак, когда был примерно твоего возраста. Приеду в гостиницу — позвоню.

Она нажала на кнопку. Лучше бы отправила эсэмэску. Магнус терпеть не может такие вот голосовые сообщения. Он говорил, что за их прослушивание снимаются дополнительные деньги, а какой смысл платить, просто чтобы услышать ее голос. Он не со зла так говорил и не хотел ее обидеть. Просто он мыслил, как практик. Эрика написала текстовое сообщение: Привет, Магнус. Оставила сообщение на автоответчике, можешь его не слушать. Переночую в Сунне, а не в Эребру, как планировала. Увидимся. Целую, мама.

Эрика изучающе посмотрела на свое лицо в зеркале. Оно показалось ей на удивление милым и даже довольно красивым. Зеркало — не лицо.

— Нет, та, в машине, не старуха, — сказала Эрика, глядя в зеркало, — ты! Вот кто старуха! Я сама! Эрика! Не та, что на пассажирском сиденье, а та, что за рулем, и та, что сейчас здесь, на этой чертовой заправке, в вонючем туалете!