От заката до обеда - Екатерина Великина Страница 12

За этими размышлениями я совершенно незаметно для себя вышла на улицу и обогнула дом.

Заветная форточка была открыта, а прямо под окошком проходила труба, что окончательно развеяло мои сомнения.

Минут пять я покоряла трубу, а взобравшись на нее, преспокойно дошла до своего окошка. Распахнув форточку пошире, я встала ногами на подоконник и полезла внутрь. То, что соседский дядя Коля не пролезал в форточку, а использовал ее для того, чтобы открыть шпингалет на оконной раме и войти через окно целиком, стало очевидным только в тот момент, когда лучшая половина моего тела находилась в квартире, а худшая торчала по ту сторону мира. Дотянуться до шпингалета возможным не представлялось, так как мои 140 были полным фуфелом по сравнению с дяди-Колиными 203, и я расстроилась. Способов развития событий было очень немного, а вернее говоря, мало – всего два.

Вариант продолжить свой путь и рухнуть внутрь рыбкой не слишком радовал – под окном не было дивана, и перспектива разбить хлебало о холодный дощатый пол в мои планы не входила.

Второй вариант, а именно лезть назад и топать к Людмиле Павловне, был, безусловно, пораженческим, но членовредительства не подразумевал, поэтому я выбрала именно его.

Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает: как я ни тырилась наружу из окна, проклятая форточка не желала меня отпускать. Слабые попытки вылезти ни к чему не приводили, а когда я пыталась оттолкнуться сильно, окно предательски трещало и грозилось рухнуть. То, что школьный прогул покажется мышиным писком по сравнению с обрушением оконного проема, было очевидно, поэтому я прекратила возню и замерла до лучших времен, положившись на волю Всевышнего.

Как раз когда моя худшая половина начала отчаянно сигнализировать мне о том, что на улице не лето, а у Всевышнего есть дела поважнее, в квартире зазвонил телефон. Но не успела я испугаться от резкого звука телефонного звонка, как возник другой звук, который испугал меня гораздо больше.

– Але, – сказал кто-то из соседней комнаты. Голос так подозрительно напоминал голос моей мамы, что худшая моя половина сжалась, а лучшая закрыла глаза.

Застрять в оконном проеме собственной хаты со злой мамой на кухне – это вам не хухры-мухры.

Не дай пропасть, Господи, подумала я и, собрав последние силы, предприняла заключительную попытку вылезти наружу. Делать этого не следовало, потому что в тот же самый момент окно издало жуткий скрип и в комнату заглянула мама. Завизжали мы одновременно, и, должно быть, от ужаса лучшая моя половина перевесила-таки худшую, и, точно куль с дерьмом, я полетела вниз, на пол.

– Ну вот и пришли, – сказала я маме перед тем, как отключиться.

Единственный плюс в моем отчаянном приземлении заключался в том, что в школу я еще пару недель не ходила, разбитая морда и подозрение на сотрясение были покруче гриппа и антреприз с «темнотой в глазах» не требовали.

А второй плюс получился долговременным.

Каждый раз, когда мы с мамой ссоримся, она всегда первая мириться приходит.

– Как вспомню, – говорит, – как ты с воем на меня из форточки вывалилась, так сразу понимаю, что на дураков не обижаются.

Так и живем.

Давно известно, что каждая среднестатистическая школьница мечтает о туфлях на шпильках, респектабельном сюпруге и карьере Снегурки. Как вы понимаете, тотального невезения в жизни не бывает, поэтому в роли внучки Мороза я все-таки блеснула. Рассказываю.

Наступление 1992 года не сулило мне ничего хорошего. В начале декабря моя мама получила командировку в Москву и стремительно улетела, оставив юную Катечкину с папенькой. Вплоть до 25-го числа наша жизнь была прекрасна. Конечно, как правильно развлекать ребенка, папенька не знал, но это удачно компенсировалось его недогадливостью по поводу школьного дневника, в котором вот уже неделю тосковала жирная параша по алгебре. От параши я грустила, но когда дневник не потребовали и на восьмой день, тут же замазала двойку типографской мазилкой «Шрифт» и принялась готовиться к новогодней елке. За излишнюю тягу к пиздобольству школьный комитет выделил мне роль сороки-воровки, предполагающую эпический полет вокруг зала со словами «не зажжется ваша елка, не зажжется». В качестве реквизита мне выдали немереных размеров клюв и мятую бумажку со словами.

– Ну не Золушка, и что такого? – успокаивала себя я. – Зато костюм сороки даже папенька изготовит, главное, что клюв-то уже есть, а остальное придумаем.

25-го утром, примерив папин наряд у зеркала, я поняла, что, во-первых, орнитолог из родителя так себе, а во-вторых, жизнь закончена.

Черные жилетка с юбкой, пионерская рубашка с оторванным шевроном и красные пластиковые бусы шансов на овации не оставляли. Никаких сорок-воровок в зеркале не было и близко, зато ободранный ребенок-сексот в бусах был налицо. Пожалуй, только таблички «она расстреливала еврейских детей» не хватало.

– Папа, я похожа на дочь Гитлера, – сказала я и завыла.

– Ну вот, может быть, клювик примеришь, – избегая моего взгляда, предложил папа.

Нацепив клюв, я завыла еще горше. Если ободранный ребенок-сексот в бусах мог бы вполне слиться со стенами и прокатить под «непереодетого к празднику», то ободранного ребенка-сексота с бусами и клювом ждала долгая мучительная смерть.

В школу мы ехали молча и возвращались тоже в тишине.

Несмотря на то что вокруг зала я «пролетела» точно «мессершмитт», сбивая перваков на поворотах, и сделала всего один круг, а не три, как полагалось, нарядец мой все-таки заметили.

– Это кто ж девочку так вырядил? – изумлялись одни мамаши.

– Наверное, родители алкаши какие-нибудь, – отвечали им другие – Сейчас всякого, знаете ли, полно…

Вернувшись домой, я шарахнула дверью своей комнаты и рухнула на диван. Доброе имя мое было опозорено, и ни одна вещь на свете не могла возместить мне страшной утраты.

За рыданиями я не заметила, как вошел отец.

– Ты, Кать, плакать перестань. Снегурочкой быть хочешь? – потряс он меня за плечо.

– Что, мешок из-под картошки освободился? – взвизгнула я.

– Да нет же, наряд казенный будет. Вполне даже настоящий, с кокошником.

– Вместо тети Зины? – обомлела я.

– Вместо тети Зины, – ответил мне папа.

Надо сказать, что организация, в которой работал папенька, в качестве детских новогодних мероприятий практиковала развоз конфет по домам. Причиной этого была скудность бюджета: празднование НГ в актовом зале требовало елки, ряженых и чаепития, в то время как доставка подарков до хаты сводилась к водителю и двум добровольцам на роль деда с внучкой.

Про Мороза не помню, но вот Снегуркой всегда была тетя Зина.