Вдали от Рюэйля - Раймон Кено Страница 12

Более не беспокоясь за судьбу этой загадочной личности, Жак, не имеющий ни малейшего желания вмешиваться в столь же примитивную, сколь и тщетную деятельность полиции, возобновляет следование по своему маршруту, приостановленное внезапно предпринятым преследованием. Он тихонько посмеивается. Здорово он их всех обманул и larvatus prodéé [61]. Кто мог себе представить, что тем карманником был он сам. Но этот вид спорта в общем-то не требовал ни гениальности, ни оригинальности, а предполагал лишь хорошо смазанные суставы нижних конечностей — короче, гордиться нечем. А посему, оказавшись в дверях «Твин-Твин Бара», он без сожаления оборвал карьеру, которая в итоге все равно не привела бы ни к чему сенсационному.

Он заметил мсье Жоржа, который сидел на высоком табурете и беседовал о том о сем с мсье Робером. После приветствий Жак угостил себя как-ты-элем.

— Ставлю сто франков на лошадку, — сказал он. — Возьмете?

— Да. На какую?

— На Вшивую Шкуру в третьем.

— Получится двадцать против одного, если выиграет.

— Да уж не меньше.

Он протянул банкноту, и мсье Жорж записал пари на маленьком клочке бумаги.

— Я бы и гроша не поставил на такую кличку, — сказал мсье Робер.

— Не суй свой шнобель не в свое дело, — сказал мсье Жорж.

— А мне это имя нравится, — сказал Жак.

— Нужно быть полным мудаком, чтобы ставить на такую кличку, — сказал мсье Робер.

Он не успел услышать от мсье Жоржа его повторное «не суй свой шнобель не в свое дело», поскольку уже лежал в полном отрубе, получив от Жака решительный удар правой прямо в пятак.

— А ты, — сказал Жак, обращаясь к мсье Жоржу, — верни мои пять луидоров.

— Почему это, — сказал мсье Жорж. — Я-то здесь при чем?

— Гони сто монет немедленно.

— Только без историй, — сказал бармен, срезая цедру с лимона.

Мсье Робер молча приходил в себя. Мсье Жорж бросил банкноту на стойку.

— Я угощаю присутствующих, — сказал Жак бармену.

— У вас отвратительный характер, — сказал мсье Жорж.

Мсье Робер утирал шнобель шелковым носовым платком и от комментариев воздерживался.

Жак забрал сдачу, оставил царские чаевые и молча вышел. Он немного сожалел о том, что не подверг обидчика какому-нибудь отборному и самолично изобретенному истязанию из своей разнообразной коллекции; самые невинные наказания он назначал, к примеру, тем, чья внешность ему просто не нравилась. Но все это отвлекало его от Вшивой Шкуры, на которую он до сих пор так и не поставил. Он не мог приехать на ипподром после обеда, а свои двадцать франков видел именно в ногах этого животного. Он поймал такси, доехал до бара «Меридьен», доверил свои пять луидоров на Вшивую Шкуру мсье Ришару, после чего спустился в подвал, чтобы позвонить Белепину [62], как договаривались.

— Я еду к де Цикаде после обеда. Все остается в силе? Сорок франков за страницу?

— Ага. Он даст много?

— Не знаю.

— Уж постарайтесь. Кстати, стихи мамаши Жопосла я получил, а башли — нет.

— Я их отдам вам завтра вместе с деньгами де Цикады, если получится из него что-нибудь вытянуть.

— Никаких «если», вы должны мне их выбить.

— Постараюсь.

— Надеюсь. И, главное, не забудьте принести деньги этой тетки.

— Не беспокойтесь.

— Тогда до вечера, в «Твин-Твин Баре».

— Нет. Я только что вмазал мсье Роберу. Лучше где-нибудь в другом месте.

— Как вы меня утомляете демонстрациями своего физического превосходства.

— Я бы предпочел в «Меридьен». Мне там надо будет получить выигрыш с забега.

Белепин ответил «ага», и они повесили трубки.

В «Пети Кардиналь» все уже сидели за столом и в ожидании грызли редис.

— Вы проштрафились, мсье Жак, — крикнула хозяйка.

Он сел напротив нее, между Дядюшкой и официанткой Сюзанной; мсье Дюсэй и официант Гораций обрамляли хозяйку.

— Родольф меня уверял, что вы ставите на Вшивую Шкуру в третьем забеге, — сказал Дядюшка.

— Точно.

— Безумие! — воскликнул Дядюшка. — Безумие! Две пятерки потеряли! Честное слово!

— Две! Вы хотели сказать двадцать!

Дядюшка чуть не подавился. Хозяйка наполнила его бокал вином.

— Запейкавотлутшэ, — сказала она.

Он запил и прохрипел:

— Двадцать пятерок!

— Да, действительно, мсье Жак, вы неблагоразумны, — сказала хозяйка. — У вас ничего не останется.

— А если я выиграю?

— Ну-у-у, мсье Жак, вы же прекрасно знаете, что с вами это никогда не случается.

— А Баклан, который принес мне двадцать пять против одного?

— Кто же не помнит, — сказал официант, — в тот день мсье Жак угощал шампанским.

— А потом, эта Вшивая Шкура, — сказал Дядюшка, — как можно рисковать своими деньгами ради клячи, которую кличут так вонюче!

— Мне это имя нравится, — сказал Жак.

— Сразу видно, что у вас их никогда не было, — сказал Гораций.

— У меня они были в школе, — сказала Сюзанна.

— Нашла чем хвастаться, — сказала хозяйка.

— Для кого-то это происшествие, — сказал хозяин, — а для кого-то самое важное событие в жизни.

— Вам бы обо мне только гадости говорить, — сказала Сюзанна.

— У меня они были в армии, — сказал Гораций. — Они разгуливали по тумбочке.

— А мне намазали голову какой-то мазью, причем жирной. А на подушку положили полотенце.

— До чего же цепкая живность.

— Да, упрямая.

— И зачем их, черт возьми, только Бог создал?

— Бельевые вши еще хуже, чем телесные.

— Приходится кипятить всю одежду. Или убивать их поодиночке.

— Они хрустят.