Миленький ты мой - Мария Метлицкая Страница 12

А вот факультативы устраивал! Раз в неделю. Правда, ходили туда… раз-два и обчелся… Я, конечно, не пропускала.

Захар Ильич учил нас, бестолковых и непоседливых, любить поэзию, понимать и слышать ее. Читать прозу и чувствовать ее. Он объяснял нам красоту русского языка — пробовать его «на язык», не только на слух.

Он пытался сделать из нас, простых деревенских подростков, думающих о танцах в заплеванном клубе, людей. Тонких, честных и милосердных. И мы, простые и русопятые, сидели на его уроках, раскрыв рот, и не слышали звонка с урока.

Я подружилась с Захаром Ильичом больше, чем все остальные. Провожала его до дома, после факультативных занятий. Мне было дозволено это, и я была счастлива! По дороге к дому мы продолжали беседовать. Захар Ильич был щедр на рассказы и легко делился мыслями и ощущениями.

— Лида! Вам нужно поступать в институт! Вы так правильно слышите стих! Вы так чувствуете поэзию! Ведь это как музыкальный слух — слышать поэзию! — говорил он.

В восьмом классе Захар Ильич пригласил меня в гости. Обычно я провожала его до калитки, и мы прощались. Я видела, как он устал, как посерело и осунулось его лицо.

Но тут он сказал:

— Пойдемте, Лида, выпьем с вами чаю с вареньем! У нас отличное крыжовенное, жена наварила.

И я, с замиранием сердца, вошла в его дом — в первый раз.

Его жена, Нина Валерьевна, почти все время лежала.

— Ниночка очень болеет… — грустно вздохнул он, — после инфаркта.

Была она женщиной неприметной — тихая, серая мышка. Но глаза за толстенными стеклами очков — были яркие и прекрасные.

В избе было чисто, почти стерильно. Но очень бедно. Даже по сравнению с нами. У нас была горка с какой-то посудой, кухонный буфет и старенький телевизор. Здесь — ничего. Стол, кровати, самодельный книжный шкаф. Все. Только книг было много.

Мы пили чай, и Захар Ильич рассказывал мне про Питер. Про музеи, дворцы, набережные и Невский.

— Почему вы уехали оттуда? — осмелилась я на вопрос. — Из такого прекрасного города… Сюда, к нам, в деревню…

— Обстоятельства, — развел он руками. — Иногда они бывают сильнее. Да и Нина стала болеть… Решили, что здесь тишина и свежий воздух…

Захар Ильич замолчал. Нина Валерьевна тихо вздохнула и ушла к себе.

— Непременно поезжайте, Лидочка, в Питер! При первой возможности, самой малой! Вы так напитаетесь там красотой!.. Вы мне поверьте! Город — волшебный, ей-богу! Мы с Ниной очень скучаем…

— Вернетесь? — дрогнувшим голосом спросила я, конечно же, из личного, шкурного интереса — не дай бог, уедет любимый учитель!

— А некуда! — улыбнулся Захар Ильич. — В комнате нашей, на Садовой, нам… места нет. Так получилось. Там живет наш с Ниной сын. Надеюсь, что живет… — и он снова вздохнул.

Я поняла: они сбежали от сына. А что уж там было — не мне расспрашивать. Но, видно, беда.

— А вы, наверное, в город хотите? — спросил Захар Ильич с лукавой улыбкой.

Я кивнула:

— А что здесь делать? Копаться в навозе? Нет, не хочу.

— Все так, — кивнул он и загрустил. — А ведь здесь прекрасно, Лида! Вы оглянитесь! Лес какой, поле! А озеро ваше? Тишь да гладь, да божья благодать! Вы мне поверьте! А вот возможности — да… В городе больше. Но вы подумайте все же… Чтоб не сгоряча. Хотя… вам же замуж выходить нужно. А с женихами здесь… полный ведь швах! Нет тут для вас подходящего.

Я растерялась: «Нет для меня? А чем я, собственно, отличаюсь от других? От моих одноклассниц?» Но спросить мне было неловко.

А Захар Ильич смотрел на меня и улыбался, видя мое смущение.

— Правильно, Лида! Езжайте, учитесь! Дерзайте! А там — жизнь покажет! Она ведь умнее нас с вами будет! Вы же умница, Лида! И еще, — он прищурился, — вы — красавица!

— Ну уж… — смутилась я — какая красавица? Обыкновенная я, как все остальные.

Он замотал головой:

— Нет, Лида! Настаиваю: красавица! Лоб у вас высокий и чистый! Нос… смешной и курносый! Рот упрямый — ни за что не уступлю, и не старайтесь! — Он засмеялся. — Я прав?

В ответ я лишь пожала плечами.

— А глаза?.. Серьезные, строгие — как у взрослой девицы! Впрочем, вы такая и есть! К сожалению… — грустно добавил Захар Ильич. — И красота ваша, Лидочка… Неяркая и неброская — да… Но чистая и милая! А это, поверьте, важнее! Умный мужчина увидит, не сомневайтесь! Вы, Лида, человек непростой, но надежный! С характером, верно?

Я, окончательно смущенная и растерянная, покраснела и кивнула.

Многое я не понимала тогда… Обиделась, дурочка! А ведь он, мой Захар Ильич, хотел меня уберечь! Видел, как сердце мое наливается злобой. Видел, как я страдаю.

И еще… Однажды, в очередной раз за чаем, он вдруг внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Лидочка! А вы не держите зла на свою маму!

Я вздрогнула и посмотрела на него. Думаю, в моих глазах он увидел такой ужас, что смутился и сам.

— Это… как? — хрипло спросила я.

— Да вот так, как вышло. У всех своя судьба, Лидочка! И никто не знает, счастлива ли она там…

— А зачем… тогда? — я не узнала свой голос.

Захар Ильич развел руками:

— Да кто его знает — зачем… Жизнь так сложилась! И надо ее пожалеть. Ведь там она без семьи.

Я усмехнулась, и разговор не продолжила. Мне было стыдно от того, что ему все известно. Хотя… Деревня, что говорить!..

А после того разговора я обиделась на Захара Ильича: он защищает ее? Эту?.. Разве ее надо жалеть, не меня?

Нет, правильно говорят люди: чудак этот учитель, ей-богу!

А через полгода умерла Нина Валерьевна. И Захар Ильич стал попивать…

Вскоре он уехал. Просто уехал и никому ничего не сказал. Запер дом на замок и… Ни письма, ни записки. Бабы сплетничали, что он решил помереть — жить, мол, без Нины не мог. «Утопился, наверное!.. — шушукались бабы. — Пошел на речку и утопился!»

Но тело не находилось. Никакого письма не пришло, и вскоре все об этом забыли. Все, кроме меня.

Я страдала и считала, что он меня предал. Мы ведь дружили! Он же видел, кем он был для меня! И даже мне… Ни записки, ни слова!..

Так исчез из моей жизни еще один близкий и дорогой человек… Человек, пытавшийся мне объяснить…

Тетя Тоня умерла, когда мне было шестнадцать. Последний, выпускной класс. Полина Сергеевна на похороны не приехала, хотя телеграмму я ей отбила.

А для меня это было облегчением: я наконец осталась одна!

Школу окончила, дом заперла, кур своих древних зарезала и раздала по соседям. И рванула в город. В наш уездный центр Н. Подала документы в педучилище и заселилась в общежитие. Экзамены сдала легко и поступила.