Агробление по-олбански - Ильдар Абузяров Страница 13

Тут по течению реки Миссисипи возникло одно ЧП. Ураган «Катрина» повернул воды «Миссис БиПи» вспять и полностью разрушил Новый Орлеан. Бушу и США срочно потребовались добровольцы, и Рауль, вставив в магнитолу диск с Диззи Гилеспи и Эллой Фицджеральд, отправился на помощь родине джаза. Труба Диззи Гилеспи звучала как тонущий котенок. А Луи Армстронг хрипел так, будто наглотался холодной воды. После посильного вклада в спасение утопающих, чувствуя себя уже отчасти героем, Рауль вернулся на родину в Канаду – в Монреаль. Там он подтянул французский и устроился в редакцию популярного местного журнала – «Формула-1».

Как-то осенним канадским утром, сидя за своим рабочим столом, Рауль открыл старый спортивный еженедельник, ища фотографию Имолы, и увидел ее. Это была черно-белая фотография с крытой арены «Олимпия штадион». Девушка, задрав футболку, показывала всему свету свою грудь. Под фотографией стояла подпись некоего Яшика – явно славянское имя.

С тех пор Рауль уже не мог забыть ее глаз. Инстинктивно в спорт-баре или у себя дома на диване он уже не обижался на операторов, когда те вместо матча показывали болельщиков. Он был им благодарен.

На той фотографии рядом с девушкой сидела пожилая фрау в форме национальной сборной Франции. Рауль поднял на уши всю Федерацию канадского спорта, обзвонил всех друзей, знакомых журналистов и французские корпункты.

Спустя полдня он уже знал, что пожилая женщина – фрау Биттерпаб – известный немецкий специалист по художественной и спортивной гимнастике, тренировавшая сборную Франции. Еще через час он добыл номер ее телефона.

– Алло! Фрау Биттерпаб?!

– Не Биттерпаб, а Биттерпа. Я олимпийская чемпионка по гимнастике.

– Фрау Биттерпаб! Добрый вечер… Я, собственно…

– О, это прекрасная, прекрасная девочка, такая светлая, такая чистая. Она вселяла большие надежды. Мне ни разу не попадались дети с такими данными. Еще пару месяцев тренировок, и она покорила бы весь мир. Но несчастный случай, несчастный случай, сорвалась с перекладины. Открытый перелом правой кисти, открытый перелом левой кисти.

И каждый день про перелом правой, перелом левой кисти. Такое впечатление, что у фрау Биттерпаб был закрытый перелом двух полушарий сразу. Или стресс!

– Но я все равно звонил ей, – продолжил Рауль. – Я расспрашивал о каждой мелочи, сказал, что готовлю специальный репортаж. Просил выслать кассету с записями соревнований и тренировок.

Александра с ленточкой, Александра с обручем, Александра с булавами, Александра подкидывает высоко в небо мячик. С неба в ответ сыплются-крошатся, похожие на крошечные булавинки, капли грибного дождя.

– Я звонил фрау Биттерпаб каждый вечер, – повторил Рауль, – просил рассказать хотя бы еще что-нибудь, пока она не дала мне ее адрес. Я взял билет на самолет и вылетел в Париж, но, как оказалось, слишком поздно.

Внимательно смотрел сначала на одного, потом на другого: два сумасшедших – ни больше, ни меньше. Рауль – высокий, худощавый брюнет в бордовой водолазке под строго-клетчатой рубашкой и шерстяных брюках, Жан – маленький, крепенький, с русой бородой на широкоскулом лице. Что еще? Джинсы, плотный свитер. Голубая шерсть и голубые глаза. Твердая ткань и твердый взгляд. Бахрома и голос с хрипотцой. Вполне нормальные ребята. Но мне почему-то стало их жаль.

Влюбиться в образ – этого я никогда не мог понять. Все равно что влюбиться в Джона Леннона или мопед в шестнадцать лет. Я хотя бы пытался жить с нормальной живой женщиной. А эти – не мужики, а трусы. И зачем я их пустил в свою квартиру? Может, они не мужики вовсе?

От таких мыслей у меня на лбу выступила испарина. Пробил жар.

Чем ближе к вечеру, тем становилось хуже. Простуда. Вновь прорвался кашель.

– Пойду лягу, – прохрипел я.

– Хватит хныкать, – посоветовал Жан, – не расслабляй булки. А то могут намазать вареньем и криво насадить.

– А может, тебе малинового варенья? – интересовался сердобольный Рауль. – Или вишневого? В вишне аспирин!

– Мне нужна таблетка. Большая, растворимая. Чтоб шипела, как змея.

– Таблетки вредны. Терпи так.

– Знаю. Но не могу. – Помолчав, я добавил: – Что я, враг самому себе, что ли?

Я лежал. Меня мучили видения. Девочка в белом платье. Сидит на подоконнике. К ней подходит Эрик.

Похороны.

Кто умер?! Кого хоронят?!

Рушится Эйфелева башня.

Кладбище! Кто-то высокий стоит у свежей могилы с цветами. Кажется, Рауль.

Гроб как ванна. Пожилая женщина нагибается и поправляет руки покойной или покойного. Лица не видно.

Школьная перемена. Кто-то подкрался сзади и целует меня в щеку.

Моя благоверная берет в рот у Эрика.

– Не боись, – говорил Жан, – все будет чин-чинарем.

Он жует чипсы.

Рауль купил бумажный пакет апельсинов и целлофановый пакет бананов. Бумажных на вкус бананов.

– Так меня лечила мама, – говорит Рауль. – Стоило мне только заболеть, как мы вылетали в Испанию, на курорт. Она ведь была испанкой.

– Кто? Болезнь?

– Нет, мама!

– Давай, давай, рассказывай, – не сдавался Жан. – У меня папа был австралиец. Абориген.

Хотел скрыться в море подушечных перьев, не получалось. Лопатка обжигалась словно язык, на которую попадала горчица. Держи желтую карточку, – ставил мне на спину горчишник Рауль, когда я, поворачиваясь к нему спиной, прятал лицо в подушке, словно тот австралийский длинноногий провинившийся футболист, – получи и распишись. Все под музыку Штрауса.

Жан, словно факир, подпалил проспиртованную ватку, выжигая напалмом воздух в округе. Заставлял принять проспиртованные мензурки на грудь.

– Французскими духами растирай! – требовал я. У меня тогда было серьезное предубеждение. Мне казалось: банки – с огурцами для закуски. А они, оказывается, еще и для здоровья, и для косметики.

Затем меня накрывали скомканными газетами. Народные методы парижских бомжей. В хорошо пахнущей свежей типографской краской, выстиранной и поглаженной газете я вычитал, что основными ингредиентами домашнего запаха являются ароматы стирального порошка, поджаренного хлеба, духов или освежителя воздуха.

Двенадцать процентов определяют запах цветов. Десять – запах вчерашнего ужина. И совсем чуть-чуть – остывший кофе.

Я посмотрел на свой остывший кофе и снова скомкал газету. Если от тебя ушла жена, в твоей квартире пахнет только дерьмом. Дерьмом и лекарствами.

– Коляда де вита, – меланхолично повторяет Рауль, нюхая букет сирени. Он рвал его в палисаднике под соседними окнами.

Жан принес огромный арбуз.

– Как ты его дотащил? – спросил Рауль.