Готический роман. Том 2 - Нина Воронель Страница 13

– А на это можно надеяться?

– Как тебе сказать? Ты же знаешь, как у нас обстоит дело с утечкой информации! К счастью, почти никто ничего не знает. Большинство приглашенных не имеют ни малейшего представления о реальной причине маскарада. Каждому выдана наиболее приемлемая для него версия. Для тебя я сделал исключение, потому что лично тебя знаю…

«Ого! – пронеслось в голове Ури, пока Меир переводил дух перед следующей фразой. – Вот он, компьютер!» А дух Меиру перевести было необходимо, потому что следующая фраза была козырная:

– …и потому что ключевой фигурой на этих переговорах будет твоя мать.

Меир произнес эти слова таким напряженным голосом, словно бросился с пятиметровой вышки в ледяную воду, и замолк, дожидаясь, пока в легкие опять наберется воздух. Наверно в лице Ури что-то изменилось, потому что, когда воздуха в легких Меира набралось достаточно, он спросил с упреком:

– Что ты вскинулся? Ты ведь знаешь, что она там будет.

– Что будет – знаю. А насчет ключевой роли ее фигуры слышу в первый раз.

И сам засмеялся своей непредвиденно дерзкой игре слов. Но Меир на его фрейдистскую проговорку не клюнул, он даже глазом не моргнул, словно и не слышал.

– Главный повод для этой встречи – вода. Хасан крайне обеспокоен бедственным состоянием водных запасов в его стране. Поэтому он так жаждет, невзирая на опасность, перебросить через свои высыхающие реки этот хрупкий мостик к нам.

Он опять замолчал и начал рыться в кармане в поисках сигарет. Молчание затянулось – похоже было, что Меир ждет от Ури какого-нибудь наводящего вопроса. Но Ури, не в силах совладать с нахлынувшей откуда-то из детства острой потребностью уязвить Меира, тоже упрямо молчал. В конце концов Меир бросил на стол незакуренную сигарету и заставил себя признаться:

– Тебе я не должен рассказывать, что вряд ли кто-нибудь разбирается в наших водных системах лучше, чем твоя мать.

За этими словами стояла такая мучительная для них обоих полоса жизни, что не отозваться на них было невозможно.

– Поэтому надо было выставить ее в городское управление и поручить ей заниматься проблемами канализации?

Глаза Меира на миг потемнели от гнева, но всего лишь на миг. Он тут же овладел собой и сказал преувеличенно ровным голосом:

– Не надо, Ури. Ты прекрасно знаешь свою мать, чтобы понять, что никто ее не выставлял. Она всегда делала все, что хотела.

О да, свою мать Ури знал хорошо! Если, конечно, иметь в виду ту лихую охотницу, которую помнил Меир, а не эту новую, погасшую, застенчиво прикрывающую ладонью мелкие морщинки в уголках рта. Но сейчас это не имело отношения к делу.

– Столько лет прошло – неужто для этого случая у вас не нашлось никого другого?

– Специалистов полно, но нет никого с таким острым взглядом и с таким трезвым подходом. А кроме того другие не удовлетворяют остальным, не менее важным, требованиям. Все они – сабры, и никого из достаточно доверенных нельзя выдать за дотошного исследователя из какой-нибудь нейтральной страны. Тебе ведь знаком этот неисправимый ивритский акцент – у тебя, слава Богу, его нет!

– Но ее тоже трудно выдать за немку, – усомнился Ури. – У нее немецкий слишком книжный, сегодня так никто не говорит.

– При чем тут ее немецкий? Она принципиально отказывается выдавать себя за немку. Но в том-то и фокус, что ее не надо ни за кого выдавать. Она ведь всего-навсего ведает канализацией в городском управлении Тель-Авива. И приезжает в Англию изучать архивные документы для книги о древних системах орошения, которую она сейчас пишет.

– Клара пишет книгу? – искренне удивился Ури. Работа над книгой не вписывалась в знакомый ему образ матери. Впрочем, что он о ней теперь знал?

– Ты что, совсем потерял с ней связь? – вырвалось у Меира невольно, и он тут же прикусил нижнюю губу. Но Ури расслышал скрытый в его словах упрек, и перед ним внезапно приоткрылась невнятное ему до того хитросплетение чужих переживаний – неужто Меир до сих пор сожалеет, что ветреная Клара ускользнула от него, как и от всех других? Неужто он все еще хранит в душе память о тех невыносимых для Ури и, наверно, сладостных для него, коротких неделях его совместной жизни с Кларой, разрушенной в значительной степени ревнивым сопротивлением капризного мальчишки? Но Меир не позволил Ури задержаться на этих бесплодных раздумьях, он властной рукой вернул его к сегодняшним проблемам. Голос его был официально жесток.

– Ну, тогда тебе не повредит узнать, что твоя мать и вправду пишет книгу – раз. И что ее время от времени неофициально приглашают в самые высокие инстанции для консультации по вопросам хранения и распределения водных ресурсов страны – два. И что ее незначительная должность позволяет ей без всяких подозрений получить доступ к уникальным старинным книгам по орошению в книгохранилище библиотеки Артура – три. Надеюсь, такой подробный ответ тебя удовлетворяет?

– С начальством не спорят, – развел руками Ури, сознавая, что он уже давно перешел все границы в эксплуатации своей былой власти над Меиром.

– И правильно делают, – подтвердил его опасения Меир и закурил, наконец, свою сигарету, не интересуясь больше реакцией Ури на табачный дым.

– Итак, сегодня пятичасовым поездом ты отправляешься в Честер с вокзала Кингс Кросс. Вот тебе билет, вот расписание пересадок – их будет две. В Честере на вокзальной площади сядешь на автобус номер19 на Махантлес – не удивляйся, название непроизносимое, потому что все там по-валлийски, – и выйдешь на остановке «Библиотека». Ты ее сразу узнаешь, она бросается в глаза, ее ни с чем нельзя спутать. Вот копии твоих бумаг – твоя просьба о предоставлении комнаты на две недели, рекомендательные письма от двух постоянных посетителей библиотеки, одно от профессора Сержа Лемурье из Лиона, другое от профессора Бранденбурга из Йельского Университета. Вот приглашение от директора библиотеки, вот деньги на оплату счета. Вот карманные деньги – триста фунтов. Вот подробный план библиотеки и спален. А теперь молчи, слушай и запоминай, что ты будешь там делать.

Брайан проснулся задолго до звонка на завтрак, но остался лежать в постели – надсадно болел язык и не было сил встать. Он смутно припомнил, что ночью у него, кажется, опять был приступ – то ли ему казалось, то ли и в самом деле, он бился об пол затылком, изрыгая сквозь зубы какие-то жуткие петушиные вопли. И кажется кто-то, наверно его сосед, американский профессор Джерри, ворвался к нему в комнату и, навалившись всем телом, раздвинул ему зубы ножом и освободил прикушенный язык.

За окном, как всегда по утрам, клубился клочковатый белесый туман, который часам к десяти обычно исчезал бесследно, освобождая в бледной синеве неба место для раскаленного добела июньского солнца. Пока Брайан раздумывал об оптимистическом характере валлийской летней погоды, он непроизвольно вчитывался в причудливый узор клочьев тумана на глядящих в его окно ветвях старого вяза. Узор быстро менялся в завихрениях утреннего ветерка, но Брайану все же удалось рассмотреть возникшую на мгновение среди листьев цифру семнадцать – свою любимую магическую цифру, предвещавшую что-то приятное, тем более, что сегодня было одиннадцатое июня, а июнь – шестой месяц, так что в сумме опять получалось семнадцать.